посмеются.
Но примет Милостивый Спас
Блаженного безумца.
Вложил Грядущее в куплет,
Напел себе, наплакал,
Не напророчествовал, нет,
Накликал и накаркал.
«Прощаюсь, не успев обресть…»
Прощаюсь, не успев обресть.
Не странно ли? Не странно.
И, Слава Богу, время есть –
Не поздно и не рано.
Я и теперь не отыскал
Того, к чему стремился.
Стезя моя без родника,
Знать, плохо я молился.
Ах, этот путь, кого винить?
Одни коряги, ямы.
Не отдохнуть, не приклонить
Головушки упрямой.
И снова говорю – прощай,
Не простирая речи.
Благословляю Белый Край
И тех, кого не встречу.
«Идем на смерть. И стар и мал…»
Идем на смерть. И стар и мал,
С рожденья и до гроба,
Сходя по-разному с ума,
И каждый раз – особо.
Кому-то дальше, а кому
Уже совсем немного.
Кому удобней одному,
Кому с колонной в ногу.
Кто скоморошит, кто молчит,
Кто просто спит безпечно,
Кто изгибает спину, льстит –
И так шагаем в Вечность.
Кто упивается вином,
Кто тщетно ищет счастье,
Кто забавляется сребром,
Кто митрою, кто властью.
Мы дети странного пути:
Его конец – начало.
Идем на смерть, стремясь дойти
Во что бы то ни стало.
Любая даль – не самоцель.
Идут, чтобы добраться.
Так для того ли, чтоб в конце
В небытие сорваться?
Тому ж, кто смог перешагнуть
Земные утешенья
И во Христе окончил путь,
И смерть – приобретенье.
Дому отца Леонида
Старый дом, хозяйка молодая.
Дерева полны вороньих гнезд.
Из окна, когда уже светает,
Купола, кресты в мерцаньи звезд.
Огород, река, луга – просторы.
Снег и лед – рождественский покров.
Все давно забытое, простое,
Словно в детстве оказался вновь.
Отлежусь – и снова в путь-дорогу.
Осенюсь крестом – и в добрый час.
И хозяйку, оставляя с Богом,
На молитве помяну не раз.
«И я любил. И был любим когда-то…»
И я любил. И был любим когда-то.
Но это слово без Христа мертво.
И чувствую пред теми виноватым,
Кого назвал отпадшею листвой.
О, годы! Врачеватели и судьи!
О, память – обличающий архив.
Приходят люди и уходят люди,
И с ними добродетель и грехи.
И я любил… Что говорить… Повинен.
Но пламя чувств не расточило тьму.
О годы-судьи,