внутрь, разъедает изнутри.
– Ничего личного, – услышала тихий шепот, – Но мне срочно нужно решить свои проблемы.
Звук человеческого голоса вернул меня в реальный мир. Не слишком реальный, конечно, но все-таки наполненный красками и звуками, а не всепоглощающей тьмой.
Я лежала на небольшом красном диванчике на изогнутых ножках в полупустой комнате без окон, озаренной лишь желтоватым светом масляной лампы, притаившейся на книжных полках. Голос принадлежал маркизу деи Карлотти, только теперь он был уже не столь мерзко напомажен, волосы растрепаны, а из одежды только рубашка и кюлоты, да тапочки на босу ногу.
– Деи Карлотти? Как это понимать?
– Карлотти, – он неприятно усмехнулся, – Маркиз деи Карлотти. Хорошая фамилия, но жаль не моя. Впрочем, настоящего имени я Вам все равно не скажу. Зовите меня просто Маркиз, – он задумчиво уставился на потолок, – Есть в этом слове что-то возвышенное, аристократическое, обещающее власть…
– У меня кота так звали, – фыркнула, поднимаясь с диванчика, – Ты это как-нибудь объяснишь?
– А зачем? – он пожал плечами, – Мертвым ни к чему эти знания.
– А ты ничего не попутал? – от его самоуверенности во мне начала закипать ярость.
– Я бы с радостью отпустил Вас, но ты ведь уже видела мое лицо.
– Это ты написал Крону записку?
– Если Вы о своем друге, то он уже мертв.
– Ты – идиот! Тебя даже не существует! Ты мне приснился! – я рассмеялась, – Можешь делать, что хочешь, но я все равно проснусь, а вот ты сдох уже пару сотен лет назад!
– Сумасшедшая, – произнес он и ретировался к двери.
– Куда? – вскрикнула, схватила с полки книжку и бросила в Маркиза, но он успел выскользнуть за дверь.
Самое время проснуться, пожалуй. Без Кроноса, если этот недотепа и впрямь убил его, мне нечего делать в этой вычурной эпохе. Хотя… Я вдруг засомневалась. Любопытно же узнать, зачем он все это сделал.
Я подняла книгу с земляного пола и открыла ее на середине. Буквы заплясали в свете лампы и наотрез отказались складываться в слова. Что ж, скоротать одиночество за чтением во сне не выйдет.
Мир был слишком плотным, чтобы прогнуться под моими желаниями. Дверь не рассыпалась в пыль, а замок не проворачивался под моим взглядом. Некоторые сны бывают куда более упрямы, чем явь. И этот показался мне именно таким. Я все еще решала, стоит ли немедленно проснуться, когда замок заскрежетал и в темноте дверного проема вновь показалась фигура маркиза. В руках он держал поднос, который поставил прямо у ног, не найдя взглядом подходящей горизонтальной поверхности.
– Ваш ужин, – проговорил он и даже поклонился не то мне, не то подносу.
Во сне не часто просыпается аппетит, если конечно наяву не придерживаешься строгой диеты. Но это не мой случай, потому на пищу я взирала с равнодушием, граничащем с отвращением. Еще одно из свойств потусторонней реальности – психологический дискомфорт моментально переходит в физиологический. Например, злость может вылиться в лихорадочный жар, а обида – отзываться