Я осознавала, что это – не мои предки. Я смотрела на лица с фотоснимков, на имена с могильных памятников, и представляла, как могли бы выглядеть мои родственники, кто они и где живут. Я сочинила десятки историй того, как я могла попасть на перрон станции «Архента». И, конечно, ни в одной из этих историй меня не бросали, меня обязательно должны были забрать настоящие мама и папа, и они скоро-скоро это сделают, вот как я думала. Я представляла нашу встречу. Я была такой наивной! Странно было полагать, что кому-то из всего огромного мира за границами Архенты есть до меня хоть самое маленькое дело.
Мои приемные родители любили меня – но не так, как Тома. Я понимала разницу с первого дня в их доме и никогда не заблуждалась на этот счет. Я как-то привыкла и не считала это несправедливостью. Я была им не родной, и для меня все было на своих местах. Почему Тому больше внимания, почему ко мне выше требования. Почему именно его, а не меня, хотели по-настоящему обучить живописи и брали на встречи с агентом, который приезжал раз в полгода за картинами для продажи. И почему потом, когда Том наотрез отказался рисовать, для него добились индивидуального обучения у самого директора школы – между прочим, математика. Меня же даже не спрашивали, чем я хочу заниматься, не докучали вопросами о моих отметках, не интересовались, с кем я общаюсь. Это, кстати, позволяло мне частенько прогуливать уроки, засидевшись в саду с книгой. Со мной занимались разнообразным творчеством, но беспорядочно: то я рисовала, то танцевала, то пела. Ко мне была иная любовь или даже не любовь, а, скорее, привязанность – в конце концов, они воспитывали меня уже 5 лет. Но они не чувствовали во мне родной крови, и я видела это. И еще им не нравилось, когда я вспоминала о своём происхождении, и я перестала говорить о нем.
Никто никогда не называл меня подкидышем и не обращался со мной плохо, но все в городе знали, кем я являлась. И они говорили об этом своим детям, когда те тоже стали подрастать. Дети думали о моей истории, я видела это в их лицах. Но до определённого времени меня не сильно задевали их взгляды. Ведь все-таки у меня была хорошая семья, мне давали широкое, пусть и немного хаотичное, образование, у меня были интересы, много книг. Счастливая, спокойная жизнь. Только иногда мне становилось одиноко. Тогда я шла к своему разрушенному дому и тихонько плакала, жалея себя. Но, честное слово, это бывало очень редко.
Том был старше меня на четыре года. С самого моего появления в его доме он проявлял ко мне большой интерес, пытался как-то развлечь, втянуть в свои игры, познакомить с друзьями. Он обращался со мной так, как обычно братья обращаются с младшими сёстрами: подтрунивал и посмеивался, но всегда защищал меня и помогал мне, когда я просила. Я любила его, хотя иногда он был просто невыносим. Меня раздражало, как он, проходя мимо меня, запускал руку мне в волосы и восклицал:
– Какой кошмар, Алька, у тебя в голове жуки! – и оставлял меня растрепанной.
Или:
– О ужас,