по широким ступеням главного входа и сделала первые шаги в обычном мире, который был закрыт для неё на целый месяц.
– Вот и конец… – прошептала Аста, после длительной полутьмы камеры ощутив в себе возможность сфокусировать взгляд на ярких рекламах у магазинов и их отблесках в лужах на тротуаре. – Я уже и забыла, как это – быть свободной…
2
Город промок насквозь. От реки в неоновые сумерки узких улиц вползали плотные щупальца тумана. С неба вновь сеялась мелкая морось. В мутной пелене дождя тускло вспыхивал жёлтым пятном светофор на перекрёстке и неярко помаргивала вывеска у входа в кафе, отбрасывая призрачные отражения на мокрую брусчатку.
Креспин толкнул дверь. Над головой тренькнул колокольчик, сообщая нескольким посетителям о приходе очередного продрогшего гостя. Он окинул небольшое помещение быстрым взглядом и уверенно направился к дальнему столику. Бросил мокрый плащ на спинку стула и смахнул с брови капельку воды. Пожилой мужчина, сидящий в углу полутёмного зала, напомнил ему известного диснеевского персонажа: маленький, щуплый, трость на спинке кресла и очки в простой оправе. «Прямо Скрудж Макдак», – хмыкнул он про себя. Затем без приглашения устроился в кресле напротив и неохотно пожал протянутую вялую руку. С первого взгляда у него сложилось впечатление, что его визави не здоров – какой-то чудной тип с помятым и пожелтевшим лицом.
– Кофе, – он призывно махнул официантке.
Тщательно размешивая ароматный напиток и сливки в крохотной чашке, он посмотрел странному заморышу прямо в глаза. Тот ответил ему тем же, на долю секунды перестав быть убогим и безликим. У старика, плавно покачивающего на узкой ладони бокал с коньяком и представившегося вчера поздно вечером в телефонном звонке Францем Витольдовичем Бубеном, взгляд отнюдь не был больным: твердый взгляд, по-змеиному безразличный, холодный и неподвижный. Глаза за стёклами очков выразили любопытство, затем ожидание, наконец, предупреждение. Но лишь на мгновенье. Через секунду он опять стал тем же человеком, который и произвёл первое впечатление – сморщенным гномом.
– Значит, просто Хромой? – заинтересованно спросил он. – К вам так и обращаться?
– Именно, – подтвердил Креспин.
– Позволите узнать почему?
– Вам знакома притча о хромом и слепом?
– Это о библейских сторожах виноградника?
– Нет. О пожаре в Багдаде.
– Я, значит, по вашей терминологии – слепой?
– В моей трактовке. Ведь это же не я к вам обратился, – он усмехнулся.
Франц Витольдович уставился в бокал, прикусил губу и задумался о чём-то своём.
Креспин не мешал ему размышлять, закурил и сквозь призрачную дымку сигаретного дыма ненавязчиво рассматривал маленького человечка напротив, пытаясь понять истинность его намерений. Ему позвонили, как делали уже неоднократно в любой стране, представились,