подумал он и вскинул взгляд, в котором от бешенства, что миг назад плескалось через край, осталась лишь одна неприметная искра. – Неужели сам не боишься?».
– Действительно, – он едва заметно скривил уголки губ в презрительной гримасе и почесал переносицу. – Занимательная у персонажа биография. Весьма интересная для определённых кругов, скажем прямо. Автора не подскажете?
– Генерал Кужель.
– Сволочь…
– Какой бы сволочью он ни был, но по-своему пытался быть честным. Уцелев во всех этих военных мясорубках, принялся искать дочь. Безрезультатно. Контора надёжно хранила свои тайны даже от него, и он сдался… а потом Хижук, и тоже по-своему, решил проявить инициативу, оборвав последнюю ниточку. Вот тогда вы вышли на Кужеля, а я случайно узнал подробности этой истории.
– Причём здесь она?
Креспин не назвал имя, но Бубен прекрасно понял, кто не был упомянут, и какого ответа ждут на риторический вопрос.
– Все проще простого: умирает председатель – она остаётся жить, – сказал он. – Это единственное условие.
Старик снисходительно улыбнулся и пролистал текст обратно, пока вновь не добрался до фотографии женщины. Франц Витольдович не собирался распространяться, что Кужель ничего подобного он него не требовал – это была его личная инициатива, подкреплённая собственными предположениями. И пока эти предположения оказывались верными.
– Видите, я с вами откровенен. Конечно, в определённых рамках… но не принимайте эти слова близко к сердцу. Мне бы совсем не хотелось, чтобы они прозвучали и нанесли непоправимый вред этой особе.
Тщательно скрывая ненависть, Креспин скосил глаз на дисплей – такой потерянной и отчаявшейся он и запомнил Асту в аэропорту Бейрута. Побелевший от ярости кончик пальца смахнул её фотографию, вновь открывая лицо мужчины в генеральском мундире.
– Как он должен оставить нас сиротами?
– Вы знаете об этом намного больше меня, – в голосе собеседника просквозило безразличие.
– Желаете, чтобы он страдал перед смертью?
Теперь с той же злостью и снисходительностью усмехнулся Креспин, а щека Франца Витольдовича, похожая на жёлтый пергамент с тонкими синими прожилками, вдруг задёргалась. Он прижал её рукой и кивнул:
– Я надеюсь на это.
– Срок?
– Представьте себе гипотетическую ситуацию, – старик справился со щекой. – Кто-то смертельно больной не довёл в своей жизни одно главное дело до конца, и времени, чтобы исполнить задуманное у него больше нет.
Тут он неожиданно вспомнил про коньяк, прикоснулся бескровными губами к янтарной жидкости, бесцельно повозил пальцем вокруг телефона и отвернулся к окну, за которым в неоновом свете вывески, ярко блестела мокрая мостовая, словно покрытая лаком. Одинокий прохожий, на миг задержавшись у входа, торопливо зашагал дальше, и Креспин убедился, что снаружи у ненавистного собеседника топчется ещё парочка