к мальчишке, – заступился за меня другой раненый, лежащий неподалёку, – пусть слушает, в газетах этого не напишут…
– Смотри, донесёшь на нас, с того света достану! – пригрозил мне культёй однорукий.
– Зачем ты так?!
– Слышал, будто все они наши откровения записывают, а потом посылают отчёты… Ты тоже будешь клириком, парень? Неужели думаешь, что Бог тебя от войны убережёт? А я вот что тебе скажу: на земле балом правит Сатана, и очень скоро ты в этом сам убедишься.
– Ну что Вы за люди такие?! – подал голос тот, кого я кормил. – Дайте поесть спокойно, у мальчика уже руки задрожали, так что ложка стучит мне по зубам. Нашли на кого нападать! Лежите и помалкивайте. Спасибо скажите, что эти дети вообще ухаживают за нами.
– Это да! Тебе ж виднее всех! Большущее Вам спасибо за замечание, господин артиллерист! – саркастически заметил первый.
– Помолитесь за меня, может ноги мои сызнова отрастут… – подыграл ему молчавший до этого сосед по кровати.
Смешок прокатился по залу.
– Не-а! Господь дал, Он же и взял. Не так ли, семинарист?
Я всё это время молчал, слёзы подступали, но показывать им свою слабость, точно так же, как и сострадание, я не хотел. «Жалость – убивает, даже крепких мужчин», – однажды сказал нам в напутствие военный хирург, сопровождавший партию раненых.
К ночи я уже так набегался, что не осталось ни сил, ни желания обижаться на кого бы то ни было.
Школа жизни – лучший учитель, и мы проходим обучение шаг за шагом, ежедневно, кто-то путём вот таких страшных увечий и потерь, а кто-то своим терпением.
В молельной было прохладно, разноцветный витраж изображал сцену крещения Христова. Опустившись на колени, я со всем душевным рвением молился за изувеченных и больных, за тех, кто умирает на поле сражения. За упокой убиенных, за вечное блаженство для моей Мерлен; за Розалию, Жанну и Габриель, за сестру Николь и за отца моего Бернара, от которых совсем не было вестей.
Доктор Милер был мобилизован и оперировал где-то в госпиталях у фронтовой полосы. Последнее письмо от него пришло две недели назад, в нём он написал о своём отъезде. За него я тоже молился и за отца Даниеля, чья духовная поддержка была для меня неоценима и спасительна в трудный период тяжёлой утраты.
– Мсьё Боссе, почему вы покинули занятия раньше положенного? – аббат Маринье застал меня врасплох.
– Простите, профессор, у меня скоро начинается смена, но чтобы найти силы и смирение, я обратился к Богу за помощью.
– Трудное время выпало на вашу долю, Эдуард, – его рука легла мне на плечо. – Наша малая семинария превратилась в дом для инвалидов, и вам не просто совмещать учёбу с такими обязанностями, я же понимаю, мы все понимаем, потому и не требуем от вас многого, но всё же, дисциплина должна быть у будущих духовников одним из самых необходимых условий. Ваша тяга к молитве мне очень приятна и близка,