был тотчас же препровожден в дом правителя его секретарем, ‘Абд ал-Маджидом. «Шейх Хаз’ал, – как описывает встречу с ним А. Круглов, – здоровый молодой мужчина, с энергичным лицом, одетый в нарядный национальный костюм, ожидал меня у входа во двор, с многочисленной свитой и стражей. …Дружески взял за руку и провел в приемную комнату, разукрашенную, по персидской моде, зеркалами, стекляшками и порт ретами фантастических дам».
Расположившись друг напротив друга, «на креслах бомбейской работы, мы начали довольно продолжительную беседу на арабском языке. Сдержанность шейха, – замечает консул, – проглядывавшая при начале разговора», явно указывала на то, что “благожелатели” наши, англичане, успели уже изрядно потрудиться. И «настращать его и “российскими захватами”, и тому подобными “секретными целями” захода нашего судна» (32).
Из бесед с правителем Мохаммеры, шейхом Хаз’алом, А. Круглов «вынес, – по его словам, – глубокое убеждение, что все мысли шейха и все его действия направлены были на то, чтобы, во что бы то ни стало, сохранить свою самостоятельность» (33).
19 февраля, когда «Гиляк» прибыл в Мохаммеру и «бросил якорь против входа в реку Карун», А. Круглов подошел к кораблю на паровом катере шейха Хаз’ала. «Появление у Мохаммеры русского военного судна, – докладывал А. Круглов, – моя прогулка с офицерами корабля по реке Карун и гром выстрелов салюта, отданного мне орудиями палубной артиллерии “Гиляка”, произвели такой переполох в городе, что все его жители толпой высыпали на берег. И оставались там до ночи, удивляясь невиданному ими прежде электрическому свету прожекторов».
В месте резиденции шейха, как следует из донесения А. Круглова, арабы в ожидании русских гостей, «заполнили все стоявшие у пристани пароходы шейха, набережную и крыши домов. «Даже женщины вышли из гаремов, чтобы взглянуть на оригинальный “минарет” на судне», за который они приняли башню «Гиляка».
«Разодетый по-праздничному», шейх Хаз’ал встретил русских дипломатов и офицеров при «входе в гостиные комнаты дворца. Принял очень любезно. Предложил обычные восточные угощения». Сфотографировался с гостями. Показал им «ружья его телохранителей и лошадей в своей конюшне» (34).
Прощаясь, сделал командиру корабля подарок – «несколько баранов и телят, которых, – со слов А. Круглова, – чтобы не нарушать арабский обычай гостеприимства, пришлось принять» (35).
«Мохаммера, – указывал в рапорте барон И. Б. Индрениус, – это главный город Персидского Арабистана. Здесь живет арабский шейх, находящийся в вассальной зависимости от Персии, которой платит известную дань. Но в отношении внутреннего управления – своим племенем и землями – он совершенно самостоятелен и полновластен».
Стража дворца его, «в 1 000 человек, вооружена с ног до головы, и холодным, и огнестрельным оружием». У каждой двери дворца – по двое охранников. За креслом, на котором сидит шейх, принимая гостей, всегда «стоят 2 часовых». Вообще, «куда бы он ни пошел, по дворцу или вне оного, за ним всегда