экзистенциальный опыт переживается как очень насыщенный, мощный, напряжённый, требующий от личности не только внимания, но и больших энергозатрат;
– относительную вербальную непередаваемость: иногда экзистенциальный опыт остаётся в границах эмоционально-когнитивного переживания, поскольку для него субъект затрудняется подобрать адекватные слова (переживаемая значимость происшедшего «обанальнивается» при попытке вербализации, и суть опыта при пересказе теряется); в этом плане к экзистенциальному опыту вполне приложимы слова А. Жида: «Если мы знаем, что мы хотим сказать, мы не знаем, говорили ли мы только это. Мы всегда говорим больше, чем “это”» (цит. по: Адо, 2005, с. 105).
Чтобы жизненный опыт был трансформирован субъектом в экзистенциальный, на наш взгляд, необходимо главное условие – он должен «задевать человека за живое», «иметь к нему непосредственное отношение», то есть содержать нечто сущностно и личностно значимое для него. Здесь встаёт важный вопрос – что именно и почему именно оно выстраивает содержание экзистенциального опыта конкретного человека, ведь события, составляющие впоследствии жизненную цепочку, неоднородны по извлекаемому из них опыту – что-то просто учитывается с определённым эмоциональным знаком, что-то становится реальным «жизненным уроком», что-то настойчиво побуждает человека активно притязать в некоторых направлениях (слышать «экзистенциальный зов») или избегать определённых сфер жизни, занимаясь смыслоуничтожением, и т. д.
Спрашивая в консультировании, почему респонденты запомнили именно эти и не запомнили какие-то другие жизненные эпизоды, мы очень часто получали ответ: «потому что тогда я вдруг поняла…», «потому что это ясно мне показало…», «именно тогда я вдруг осознала…», «тогда, наконец, чётко прозвучало, что…», «именно тогда я почувствовала его настоящее отношение…», «тогда я внезапно узнала, как…», «через этот случай я поняла…» и т. п. Такие ответы свидетельствуют, что пережитый случай обладал признаками новизны, расхождения с привычным опытом, некоего открытия, «откровения», «прояснения», «прорыва»: в «зазоре длящегося опыта» (Зинченко, Мамардашвили, 1977) переживаемой ситуации то, что раньше не замечалось, не понималось или вытеснялось человеком, внезапно, в форме микроинсайта, «высвечивалось» для него как ответ на некий, может быть, даже ещё не заданный, а только зарождающийся вопрос.
Это, как думается, – своеобразная ситуация зарождения, «посева» смысла, поскольку смыслы принуждены существовать через субъекта, они всегда являются «продуктом его собственной активности» (Бадью, 2004, с. 53). И здесь ответ, вроде бы, опережает возможный вопрос о себе («Как ты оказался на такое способен?», «А ты и не знал, что ты трус?», «Оказывается, ты недооценивал себя?», «Понял, что способен на большее, чем думал раньше?», «Так плохо о себе думал?», «Считал, что у тебя ничего не выйдет?» и пр.) и тут же распахивает субъекту новый горизонт вопрошания, который ранее не попадал в фокус внимания («Почему я вдруг обратил на это внимание сейчас, а не раньше?»,