его из под крыла достанет? Но не выдержал этот балагур, нервишки сдали и он побежал. Стебаков его в три скачка догнал и срубил. Начисто срубил – тот аж через голову перелетел. А чем срубил то? Прутиком, которым и колосок-то не скосишь. А Василий Иванович соскочил с коня с особым шиком, как умеют только лихие наездники, отдал поводья агроному и только хмыкнул технарям:
– Поняли теперь, что такое сабельная атака!? пЯхота, царица полей! В Бога, в душу, в 12 апостолов и в 33 света вашу…!!!
Вот таким был мой первый командир, самый строгий, но справедливый лётчик на свете – Василий Иванович Стебаков.
Ох и натерпелся я от него, давал он мне чертей, пока лётному мастерству поучал. Только потом, через пару лет, после того как налетал я свою первую тысячу часов и сам стал командиром, смог я оценить его уроки пилотирования.
А к чему я всё это рассказал? А к тому, что будучи курсантом, летал он в будёновке. Кожаные шлемофоны-то только инструкторам выдавали. А учился он летать ещё на По-2 с открытой кабиной. Так он эту будёновку через всю войну пронёс и сохранил. А один раз даже мне давал померить. Очень удобная вещь. А отменили её из политических соображений. Изначально-то она называлась «богатырка», так как шили её наподобие шлемов с картины «Три богатыря». Семен Михайлович Будённый первым оценил все достоинства богатырки и ввёл её у себя в кавалерии. Потом уж и во всех войсках её ввели, но уже называли будёновкой. А наркомом-то обороны был тогда Клим Ворошилов. Так разве мог он допустить такую популярность своего заклятого друга? Вот он и отменил этот головной убор своим приказом и ввёл никчёмную пилотку – быть пилотами тогда все хотели. Ясно тебе теперь с чего начинается Родина?
– Со старой отцовской будёновки,
что где-то в шкафу мы нашли!
– Ну а папахи-то зачем тебе понадобились? – спросил Кондрат.
– Так ведь и папаха-то не с большого ума придумана. Меху-то на неё ушло с пол-овцы, а толку? Греет только верх головы, да верхние краешки ушей. Как глубоко её не надвинь, а мочки-то приморозишь. А сзади все осадки будут за воротник по спине стекать! – пояснил я.
– Мудриш ты что то, братец, хотя здравый смысл во всём этом есть!
– А вот завтра начнём с девчатами шить-кроить, тогда сам увидишь!
На следующий день спали допоздна, чуть ли не до полудня. Посыльный привез от Волкова всё, что просили, а тут и Фроловский из Гатчины вернулся. Привез два баула, что Сигаев с поездом передал. Открыли, а там и фундук, и финики, и курага, и даже рахат-лукум. И как думаете на что наши барышни набросились в первую очередь? На сладкие орешки или на рахат-лукум? А вот и не угадали. Первым делом они начали тюбетейки к грудям примерять. А тюбетеечки-то маловаты оказались.
– Вот что, барышни! А займёмся-ка мы сегодня поркой! – строго сказал я.
– Это ещё за что же? – спросили Зина и пугливо отвела руки за спину, будто что-то прикрывая.
– И кого пороть-то собираетесь? – также испугалась