даже не взглянул на эти руки, в эти глаза, боясь выдать свое волнение.
– Как ты возможно помнишь, дорогая, проблема как раз и заключается в том, что уже очень давно в Гильдии Историков никто и ничего не делает совместными усилиями. Мы скованны по рукам и ногам ежегодными переизбраниями, системой голосований по поводу и без, и в итоге много лет не можем осуществить ни одной мало-мальски значимой миссии.
Бесконечные археологические раскопки, сбор артефактов, анализ документов, ковыряние и выискивание крупиц истины среди куч мусора… Хватит! – Воздух вспорол резкий рубящий жест. – Ты знаешь, зачем я вытащил сюда эту кучку засидевшихся по своим пыльным библиотекам и университетам стариканов. Они забыли, что значит вершить Историю! Так я им напомню.
Женщина примирительно погладила говорившего по плечу.
– Да, любимый. Я понимаю и поддерживаю тебя в стремлении к переменам и настоящим действиям, но не будь к ним слишком строг. Эти, как ты изволил выразиться, стариканы, все-таки самые могущественные историки нашего Времени. Мой отец, как и твой, был с ними дружен и уважал их мнение. Каждый из них прожил по паре-другой жизней, тысячелетие на всех уж точно наберется, они тоже не раз дергали за временные нити…
– И что с того? Что они изменили? Хотя бы на твоей памяти, Вера? Войны, теракты, геноциды, эпидемии, катастрофы, голод, бедность, уничтожение всего прекрасного в человечестве и самой нашей планеты… хоть чего-то можно было избежать, скажешь нет? – лицо Виктора исказилось, словно сама эта мысль причиняла ему физическую боль.
– Мы – историки, – продолжил он, все больше распаляясь, – и мы должны, просто обязаны охранять ее течение от всего этого, от результатов людской глупости, алчности и безустанных попыток самоуничтожения!
Они же боятся и пальцем пошевелить, «как бы чего ни вышло, как бы не нарушить баланс», – он презрительно спародировал старческое брюзжание – Да какой баланс, когда мир давным-давно попросту катится ко всем чертям!
Несколько вздохов, чтобы взять себя в руки, и он смог закончить уже более тихим, спокойным голосом, в котором звучала та твердая непоколебимая уверенность, которая спустя годы пленяла и вдохновляла его последователей. – Пришла пора меняться, хотят они того, или нет.
– И как же вы планируете меняться, молодой человек? – из полумрака на освещенный дрожащим светом факела островок мостовой выступило ещё двое мужчин. Первый, тот что говорил, по виду – рабочий с окрестных полей или виноделен, даже руки его были черны от живицы, сосновой смолы. Часто по весне на Стронгиле господа отправляли крестьян в леса собирать янтарные «слезы деревьев», ведь смола прекрасно залечивала раны и была одним из важнейших ингредиентов лекарственных составов. Этот работяга видимо и маслом не успел отереться, так и ходил с грязными руками, хотя держался на удивление прямо и гордо.
Второй – более скользкий тип, такие десятками крутятся в каждом крупном приморском городе, поджидая удобного