характер их эмпатии дает о себе знать. Сухость и цинизм, налет разочарования, неожиданное «обмеление» страстей и желаний у них неизбежны. Яркость для них вообще всегда важнее страсти, которая сначала изображается, конструируется, а уж потом на самом деле находится и начинает ощущаться в деталях; но вопрос «А смысл?» способен обессилить их и превратить всю любовно созданную сокровищницу в ворох пустяков.
«На дне» своем эти люди капризны, раздражительны, сухи, иногда даже мелочны и язвительны. Толстой писал своего Стиву Облонского отчасти с молодого себя. Он выдавливал из себя нарциссизм по капле, гипертрофируя и высмеивая эти свои черты. Здесь как раз видно, как карикатура и комикс в художественной форме позволяют избыть мешающие черты в собственной личности. (Клану Толстых вообще свойственна именно такая динамика: вспомним «барина» Алексея Николаевича и далее – Татьяну Толстую и ее сына Тему). Сам же Лев Толстой, начав истреблять свой нарциссизм, уже не мог остановиться. Он начал испытывать к нему такую ненависть, что «валял себя по ногам» до конца, доходя в этом до крайности, со стороны и величественной, и абсурдной – до примитивной прозы своих рассказов для детей, до бегства из дома. И здесь я хочу плавно перейти к тому, как же на самом деле одному блестящему нарциссу удалось вывернуть свой нарциссизм в его прямую противоположность.
Святой Франциск: выход вверх
Не претендуя на истину, я хочу поделиться в этой главе своей частной находкой, догадкой в области принудительного «излечения нарциссизма», выхода из предельного «самозванства» – в предельную эмпатию. Эта находка – судьба и метод святого Франциска, бродившего неподалеку от моего поместья Инкантико в Умбрии, у подножия горы Субазио. Нарциссизм в те века не был столь всеобъемлющим и касался скорее высших классов тогдашнего жестко иерархического общества, но проявления его, как мне видится, универсальны во все времена. Я хочу поразмышлять о том, как святой Франциск (помимо того, что он стал святым) попутно излечился от нарциссизма сам и излечил от него некоторую часть общества, в частности монашество, – и вообще поднял на знамя саму идею антинарциссизма и борьбы с этим духовным недугом.
Франческо Бернардоне, как его звали в миру, был сыном богатого купца, торговавшего шелком. Единственный сын в семье, где кроме него было еще шесть дочерей, Франческо был любимцем отца. Юношей он вел разгульную жизнь, считался королем пирушек, и отец гордился тем, что Франческо свой в кругу дворянской молодежи. Родители считали, что у Франческо великое и славное будущее, сам он также не был лишен тщеславия и, по некоторым источникам, «не хотел быть ни в чем превзойденным». В то же время уже и тогда в его характере были веселость, смелость и милосердие к нищим. Франческо участвовал в войне между Ассизи и Перуджей, был ранен, тяжело болел, более года находился в плену, но, выздоровев и будучи вызволен из плена, продолжил пирушки и сборы в поход «в пользу папы». Франческо готовился стать