по-французски». По-моему, вполне достойно находиться в одном ряду с возмущениями про сандалики на испанском. Вообще мне иногда самонадеянно казалось, что если, например, я задержусь во Франции хотя бы на год, обложившись букварями, и окружив себя говорливыми носителями языка, то сколько-нибудь сносно начну разговаривать уже через десять-одиннадцать месяцев. Впрочем, возможности проверить эту теорию мне так и не представилось.
Так как я приехала в Париж в начале октября, то смогла посетить Лувр бесплатно. Небольшой лайфхак: в первое воскресенье месяца любой желающий может прикоснуться к прекрасному без необходимости платить 12 евро за входной билет. Джокондой я не прониклась. Сдается мне, сделать это в принципе невозможно, стоя в толпе жадных до искусства туристов, отпихивающих друг друга локтями в попытке сделать кадр «Я и Мона Лиза». Примерно то же самое с Венерой Милосской, хотя у этой дамы поклонников намного меньше. По-настоящему запала в душу статуя Марии Магдалины. Несмотря на то, что по задумке автора она предстает нагой и раскаявшейся, сожаления на ее лице я так и не заметила. Напротив, с определенного ракурса Мария смотрит насмешливо и развратно.
Проведя несколько часов в Лувре, я почувствовала навалившуюся усталость. Я все чаще ловила себя на мысли, что от больших городов, огромных музеев и излюбленных туристических достопримечательностей хочется отдохнуть. Хочется позволить себе невероятную роскошь спать до двенадцати, валяясь на диване в ставшей почти родной квартирке рядом со станцией метро Boucicaut, и не винить себя за эту слабость. Кажется, я слишком много времени провела в столицах, и легендарные места трогали меня не больше, чем фотографии с открыток в сувенирных магазинах. Меня притягивали маленькие города, в которых все знают друг друга. Я скучала по Тарифе.
Возможно, что подобные настроения были вызваны не только дорогой (шутка ли, семнадцать городов за полтора месяца), но и антибиотиками. В те дни у меня случились некоторые проблемы со здоровьем, которые мешали мыслить здраво. Я отношусь к категории ипохондриков, которые, поцарапав ногу, начинают готовиться к гангрене, а головную боль принимают за кровоизлияние в мозг. Дополнительно соль на раны сыпали знакомые, «участливо» делившиеся рассказами о похожем недуге, который закончился операцией. Мое воображение рисовало картины возвращения в Россию, что означало бы если не окончание, то длительный перерыв в путешествии. К счастью, медикаменты помогли, и думать о больничной койке я перестала. Однако отдохнуть по-прежнему хотелось. Буэнос-Айрес, в котором я планировала остановиться минимум на месяц, медленно превращался в заветную в мечту, ведь там мне не нужно просыпаться ранним утром, собирать рюкзак и искать дорогу до следующего города каждые несколько дней. Тем не менее, еще предстояло найти работу: я уже знала, что прилечу в Аргентину со 100 евро в кармане. В своей идеальной фантазии я преподавала иностранцам русский