из присутствующих – по постным лицам главных артистов понятно, что даже полы они моют с большим интересом. Очко уходит старому доброму порно в интернете. Номер второй: очаровательная блондинка танцует стриптиз, после вставляет в себя горящую свечу и делает «березку». Номер третий: куда менее очаровательная блондинка танцует стриптиз, затем забавляется с вибратором все там же, на сцене. Номер четвертый: снова возвращается миловидная девица, просит нескольких зрителей подняться на сцену, где они по очереди раздевают ее и едят банан с ее обнаженного тела. Мне достались бедра. Было вкусно. В общем, как вы уже поняли, секс-индустрия в Амстердаме занимает такое же важное место, как и культура курения марихуаны.
Мне бы хотелось увидеть человека, который честно приехал в Голландию ради подлинников Ван Гога, красивых каналов и уникальной архитектуры. Возможно, все дело во мне, и я слишком испорчена, но наркотики на прилавках и проститутки, напоминающие издалека манекенов в магазинах нижнего белья, не позволяли думать ни о чем другом. Единственное, что отвлекало от полного погружения в город грехов – опасность быть сбитой велосипедистом или споткнуться об один из сломанных зонтов, которые валялись повсюду: на проезжей части, на тротуарах, в забитых до отказа урнах. Амстердам недаром известен как дождливая велосипедная столица. По улицам приходилось буквально лавировать: двухколесные лихачи явно чувствовали себя хозяевами дороги, не особенно задумываясь о безопасности пешеходов.
За три дня в Голландии у меня не было возможности пообщаться с кем-то из местных, потому что остановилась я у грека. У большого бородатого грека. Антониос не был толстым, но был крупным, и я не могла удержаться от соблазна периодически пихнуть его кулаком в живот с диким криком «КЕБААААБ!». Ему было около тридцати, он, как и многие, безбожно курил траву, жил на пособие по безработице и имел сложные отношения с гречанкой, не желавшей переезжать в Амстердам. Несколько раз в день я ходила по его широкой спине, и каждый раз он чувствовал себя родившимся заново. После полудня мы выходили в город, который заливало октябрьскими дождями, и моя смешная шапка неизменно намокала. Вечерами я слушала Яна Тирсена, сидя на брошенном у стены матраце, а за окном был такой ветер, что не хотелось даже думать о том, чтобы выйти на улицу. Ночами мы много разговаривали. «Как ты можешь быть такой расслабленной без марихуаны?» – спрашивал он перед рассветом. Я пожимала плечами. Мне было хорошо.
Антониос учил меня танцевать сиртаки и говорить по-гречески, а я дразнила его: «Ехал грека через реку, видит грека – в реке рак. Сунул грека руку в реку, рак за руку греку – цап!». «Цап!» – послушно повторял грека, заставляя меня умирать от смеха. Однажды он поцеловал меня. Это случилось накануне моего отъезда в Германию. Было, как всегда, холодно. Уже стемнело, и туристы вернулись в свои отели. Мы, неприкаянные