моего существа всё дальше, и превозмочь его распространение было уже выше моих сил. Комната с портретами первопроходцев. Необходимо было увидеть их все, прямо сейчас. Выйдя из Машинного Зала, я лихорадочно вспоминал, где я мог лицезреть их. Всего однажды, очень давно. Должно быть, это где-то недалеко. Да, два поворота направо. Я толкнул дверь. Это здесь.
На стене размещалась целая галерея портретов. Некоторые были с подписями, другие по желанию запечатлённых на них людей остались безымянными. Затаив дыхание, я медленно двигался вдоль стены и молча созерцал их один за одним. Семь героев прошлого, семь пионеров кармоведения. Поразительные лица. Родоначальники института. Основатели первых кармоугодных алгоритмов. Ласло Толнар… Руди Пейзор… Торон Гарденик… Лингамена Эклектида.
Я остановился около фотографии женщины. Молодое лицо её, обрамлённое светлыми кудрями, смотрело с портрета проницательными, умными глазами, во взгляде лучилась безграничная преданность делу решения «задачи тысячелетия». Лингамена разработала Весы – важную часть главного алгоритма, названную позже её именем.
Я попятился к противоположной стене, меняя угол обзора картин. Но с этого ракурса в моём полувзвешенном состоянии вместо светил кармоведения я разглядел в портретах лишь лики обречённости, застывшие в скорбном забвении; волевые, убеждённые лица их нежданно обратились для меня зыбкими масками траура, будто оплакивающими потраченные впустую десятилетия.
Тут словно что-то очень тяжелое придавило меня сверху. Тридцать лет они работали и верили. Двадцать лет мы с ребятами шли к победе. Теперь всё это в одночасье рухнуло! «Где наши 55%, где они?» – беззвучно шевелил я губами, умоляюще заглядывая в каждый портрет на стене. Я уже будто слышал смутный гул ответов учёных, но его внезапно заглушил поднимающийся во мне вопль отчаяния. Он тащил на поверхность засевшие внутри расстройства, бередил раны, обнажал все неудачи последнего времени. Наконец, он вобрал в себя всю иллюзорную гамму шумовых эффектов, и мощное крещендо вылилось в мучительный укол – словно кто-то докричался до меня.
Стояла оглушительная тишина. «Наланда! Наланда!» – тяжело бухало в висках, дробясь стократным эхом в тёмных закоулках моего естества. Все мы любили Наланду и знали об её терзаниях. Мы даже не видели, как она выглядит, но заочно восхищались её самоотверженностью и желанием во что бы то ни стало разобраться с главными вопросами.
– Она же надеется на нас, – прошептал я. – Если бы всё шло как надо, лет через 15—20 мы бы вытащили их оттуда и… Довольно! – проговорил я не своим голосом и встал.
Сейчас мы покончим с этим раз и навсегда. И решим всё и сразу. Кнопка. И больше никто не будет страдать. Кнопка. Никто не обязан ждать ни пятнадцать, ни сто лет. Только Кнопка. Никаких других способов мгновенно закончить Эксперимент не существует. Это нельзя сделать с общего пульта управления. Оттуда можно отключить измерители, но машины