против солнца, глядя на девушку, и, тщательно подбирая слова, сказал на языке словен:
– А я ожидал, что такой воин, как твой отец, родит сына, а не болтливую дочь.
Девчонка недолго задумывалась над ответом:
– У добрых отцов дочери получаются лучше, чем у иных других – сыновья!
Она тоже перешла на вендский, которым отменно владела. Харальду показалось, будто она ещё и стрельнула глазами поверх его головы – на боярина Твердислава. Он даже задумался, ему ли предназначались её речи, но тут Пенёк шагнул мимо него и рявкнул, грозя кулаком:
– А ну, брысь отсюда, бесстыжая! К батьке ступай, пусть-ка зад тебе заголит да выдерет хорошенько! Скажешь – я велел! Знала чтоб наперёд, как старшего срамословить!.. Не то сам с лошади-то стащу и вмиг уму-разуму выучу!..
Народ, слыша громкие голоса, между тем подходил; появились воины из охранной ватаги и сам Замятня. Девка не стала дожидаться, пока Твердята выполнит свою угрозу или напустит на неё своих молодцов. Повернула коня, стукнула пятками по сытым серым бокам – и была такова.
– Не часто бывает, чтобы дети врагов становились друзьями, – сказал Харальд боярину. – Как зовут люди дочь Сувора ярла?
Твердислав был ещё красен и зол и никак не мог перевести дух после случившейся перепалки. Чувствовалось – что-то в словах девушки насчёт сыновей и отцов задело его за живое.
– А ну её!.. – в сердцах плюнул он наземь. – Одно слово, Крапива!..
Очень скоро выяснилось, что девушка по имени Крапива уехала не насовсем. Харальд стоял по колено в воде и вытирал лицо полотенцем, когда она появилась снова, и не одна. Она ехала рысью, а за ней, на ходу засучивая рукава, бежало десятка полтора отроков – все дюжие, как на подбор. Великого ума не требовалось угадать, что сейчас будет.
И, может, вправду пошли бы в ход сперва кулаки, потом древки копий, а после и мечи, вынутые из ножен, – и как знать, не в крови ли захлебнулся бы шаткий мир между двоими князьями, а заодно и датское замирение?.. Известно же, от каких пустяков возгораются распри между правителями. И войны, опустошающие державы…
Однако на сей раз Боги не попустили.
– Стоя-а-а-ать!.. – раскатился над берегом голос боярина Сувора.
Крапива, услышав батюшкин окрик, первой смутилась и придержала коня, а за нею остановились и отроки. Возле шатров Твердислав Радонежич утихомиривал Замятню и датчан, приготовившихся к нешуточному отпору. Те и другие чувствовали себя оскорблёнными – не дали почесать кулаков, как с таким примириться?.. Но вот наконец сшибку удалось отвести, и два боярина сошлись посередине.
– Ты!.. – первым начал Твердята. – Девку свою, перед людьми посрамление, когда наконец ремнём вразумишь?
– Дочь мою трогать не смей!.. – мгновенно ощетинился Сувор. – На себя посмотри! Когда сыном станешь гордиться, тогда побеседуем!
Харальд подошёл к стоявшим друг против друга седым удальцам. Они не так тараторили, как Крапива, и часть разговора он понял сам, а прочее перевёл ему Эгиль.
– Я ещё