цепкость ставшие бескостными пальцы. Сейчас его обмякшее тело сползёт с ветки вниз, он упадёт на корабль и поплывёт дальше вместе с мертвецами, такой же мёртвый, как и они. Или погибшие корабельщики заметят его, окружат сосну и станут трясти, пока опять-таки не заполучат его к себе…
Он долго не шевелился, не смотрел и почти не дышал, ожидая неминуемой гибели. Но Калма-смерть всё не торопилась за ним, в конце концов неподвижно лежать стало холодно, и Тойветту отважился приподнять веки.
Страшный корабль был ещё виден, потому что облачко миновало луну и болота опять заливало неживое зыбкое серебро. Корабль медленно удалялся, уносимый течением. Тойветту погладил бронзовую утиную лапку на поясе и собрался было облегчённо перевести дух, и вот тут-то не в меру острые глаза уловили на далёкой уже палубе какое-то движение!..
Молодой ижор никогда потом не мог вспомнить, как скатился с обжитой ветки в свою лодочку, чиркнул охотничьим ножом, рассекая верёвку, подхватил весло и заработал им – суматошно, отчаянно, так, как не грёб ещё никогда!.. Он был мечен когтями зверей и не боялся ни росомах, ни медведей, ни одинокой ночёвки на болотах, – но такое… Он слышал, как трещали кусты и деревья и жуткий стонущий треск этот придвигался всё ближе: там, позади, ломился сквозь затопленный лес, тяжело и неотвратимо шёл по его душу чудовищный корабль мертвецов, там, возносясь над вершинами, шагала следом за маленькой лодкой грозная Калма-смерть…
Тойветту гнал и гнал своё судёнышко, задыхаясь от ужаса и не разбирая пути. Он не знал, сколько сумасшедших взмахов отмерило готовое сломаться весло. Охотник очнулся, только когда впереди окреп жилой дух: такой дымок стелется над водой, когда огонь прячут от постороннего глаза. Тогда перестала греметь в ушах кровь, и он понял, что всё-таки спасся от мёртвого корабля. Вышел к живым. Он ещё не сообразил, что это были за люди, но как же он им обрадовался!
– Эге, паренёк! – окликнул густой мужской голос. – Ну-ка, сказывай, что ты тут один делаешь? От кого удираешь, точно от смерти?..
Крепкие руки подхватили лодочку и потащили на берег. Тойветту буквально вывалился из неё – и сразу стал говорить, воздвигая между собою и только что пережитым неодолимую преграду из сказанных слов. Хотя уже различил знакомые очертания вросших в землю избушек, смекнул наконец, куда его занесло, и горестно понял, что угодил из огня в полымя. Ну да всё равно!.. Эти люди по крайней мере жили на одном с ним свете и были, как он, из тёплой плоти и крови. И молчаливый ижор, седмицами не произносивший ни слова, говорил, говорил и остановиться не мог…
Глава первая
С утра на торгу только и разговору было о том, что мудрая Гуннхильд, жена Хрольва ярла[1] Гудмундссона по прозванию Пять Ножей, накануне окрашивала руны и пускала их плавать в чашу с водой. Уже не первый раз взывала она ко Всеотцу, вопрошая, когда же придут корабли, и вот наконец руны дали ей внятный ответ: ЗАВТРА. И уже с рассвета кипели у торговой пристани пересуды – люди