ли?
– Такой, как ты, а еще споришь о добродетели с Высочайшим? – возразил Цзычань. – Подсчитай-ка свои достоинства! Не хватит ли тебе, чтобы раскаяться?
– Многие рассказывают о себе так, будто лишились ноги незаслуженно; редко кто признается, что лишился ноги заслуженно. Лишь достойные способны понять неизбежное и спокойно покориться своей судьбе. А если кто-либо бродит перед натянутым луком Охотника[40] в центре мишени и в него стрела не попадет, это также судьба! Многие, сохранившие обе ноги, смеялись надо мной, одноногим, и меня охватывал гнев. Только попав к Преждерожденному, я освободился от позора и вернулся к обычному состоянию. Преждерожденный незаметно очистил меня добротой. Уже девятнадцать лет странствую с учителем, не сознавая, что я – подвергшийся наказанию. Ныне мы с тобой изучаем внутреннюю жизнь, а ты выискиваешь что-то в моем внешнем. Не ошибаешься ли ты?
Цзычань от волнения изменился в лице и сказал:
– Тебе не придется больше так говорить.
В Лу жил изувеченный в наказание за преступление по прозвищу Беспалый с Дяди-горы. Ступая на пятках, он пришел повидаться с Конфуцием, но тот сказал:
– Раньше ты был неосторожен и навлек на себя такую беду. Зачем же теперь ко мне пришел?
– Ведь я всего-навсего не разбирался в делах, вот и лишился пальцев на ногах – отнесся легкомысленно к собственному телу, – ответил Беспалый. – Ныне же я принес вам, учитель, нечто более ценное, чем ноги, что стараюсь сохранить в целости. На вас, учитель, я смотрел как на небо и на землю. Ведь небо все покрывает, а земля все поддерживает. Разве ждал от вас, учитель, такого приема?
– Я, Цю, был невежлив, – извинился Конфуций. – Дозволь рассказать тебе, чему я научился. Почему же ты не входишь?
Но Беспалый ушел.
– Старайтесь, ученики, – сказал Конфуций. – Если даже Беспалый, изувеченный в наказание, еще стремится к учению, чтобы возместить содеянное в прошлом зло, тем более должен стремиться тот, чья добродетель в целости.
Беспалый же поведал обо всем Лао-цзы:
– Конфуций еще не сумел стать настоящим человеком. Почему он без конца тебе подражает? Он стремится прославиться как человек удивительный и чудесный. Ему неведомо, что для настоящего человека это лишь путы, связывающие по рукам и по ногам.
– Нельзя ли освободить его от этих пут? – спросил Лао-цзы. – Почему бы не показать ему прямо единство жизни и смерти, возможного и невозможного?
– Как его освободишь? Ведь это кара, наложенная на него природой.
Луский царь Айгун[41] спросил Конфуция:
– Что за человек безобразный вэец, которого звали Жалкий Горбун То? Мужчины, которым приходилось с ним вместе жить, так к нему привязывались, что не могли уйти. Увидя его, девушки просили родителей: «Лучше отдайте ему в наложницы, чем другому в жены». Их не пугало, что наложниц у него было уже больше десятка. Никто не слыхал, чтобы он запевал – всегда лишь вторил. Он не стоял на престоле,