неделю таких мучений у Дианы создалось полное впечатление, что она влюблена по уши. Они подолгу беседовали после отбоя в отрядном холле на этаже, и Диана изо всех сил напрягала ноги, чтобы не была видна дрожь в коленях. Ночью она убеждала себя, что все это глупости и ничего особенного в нем нет, а все его рассказы о студенческой вольнице в Харькове отдают пошлятиной и на удивление банальны (что было совершенно верно), а сам он – ничего собой не представляющий преподаватель истории в Чугуевской средней школе. Стареющий (что было в корне не верно) сатир, охотник на молодых доверчивых девственниц.
Но дни шли за днями, а на Диану никто не охотился. И пользоваться ее несуществующей доверчивостью почему-то никто не собирался. Создавшееся положение вещей ее папа бы назвал патовым, а сама Диана называла проще – глупым. Постоянная бессонница измотала ее до крайности, и она все чаще обращалась к помощи рук, чтобы хоть как-то разрядиться, что раньше делала лишь в крайнем случае.
На двадцатый день лагерной смены ее терпению настал конец, и, придумав тысячу причин и крайне убедительных поводов для совершения глупости, она пошла в его комнату, преисполненная, с одной стороны, благородным негодованием на саму себя, а с другой – твердым намерением отдаться.
Случившееся в дальнейшем можно считать счастливым случаем. Или фарсовой ситуацией, смотря с какой стороны на все это поглядеть. Во всяком случае, Костя смеялся до слез над ее рассказом, говоря, что чистота намерений и свежесть чувств оправдывает глупость действий.
Решительно и, естественно, без стука распахнув Сашину дверь, Диана остолбенела от зрелища, открывшегося перед ней. Божественный Саша, великолепный Саша, неотразимый Саша лежал на кровати, озаренный эротичным бело-голубым лунным светом. А на нем, широко раскинув бескрайнюю, как альпийский луг, задницу, восседала воспитательница третьего отряда Виктория Виленовна, вся в многочисленных складочках, похожая на скульптуру китайского божка или – что было ближе к истине – на раскормленного шарпея. Она медленно повернула к Диане свое широкое лицо с невидящими, подкатившимися вверх глазами и неестественно тонким голосом взвизгнула на грани слышимости. Герой из Чугуева с ямочками на щеках просто смотрел на Диану, разинув рот.
Диана сделала полшага назад и, аккуратно закрыв дверь, пошла в свою комнату. Спустя пятнадцать минут она вытерла слезы и хохотала до рези в мышцах живота, а когда разум окончательно восторжествовал, уснула, спокойно и без сновидений.
На следующий день она уже смотрела на своего бывшего кумира другими глазами и благополучно уехала домой, выбросив из памяти двадцать дней непреодолимого влечения, как ребенок выбрасывает скомканный бумажный самолетик. И хотя физиологически она оставалась девушкой, именно тогда, в свете электрической луны, она впервые почувствовала себя женщиной. А осенью 1983 года она повстречала Костю.
– Доброе утро, Диана Сергеевна! – поздоровался Лукьяненко, широко улыбаясь. – Прекрасное