эти взаимоисключающие вещи уживаются в нем совершенно естественно. Патриотизм носит исключительно державный характер и уходит корнями в советское прошлое. Когда по ТВ в 90-е сообщали, что Россию в очередной раз обошли, ущемили, унизили, Николай страшно возмущался.
– Ну, куда это годится?!.. Разве в прежние годы такое бы допустили?.. Никогда!
При этом о русском народе, особенно сельском, он крайне невысокого мнения и никакими аргументами его не переубедить: «Рассказывай… – недоверчиво говорит он, – нашего народу-то я насмотрелся…»
Когда в новом тысячелетии благосостояние местного населения заметно улучшилось, я говорил:
– Представляешь, я был в Гнездиловой Горе, там, у одного мужика такое крепкое хозяйство, большой дом, трактор, «Газель», да еще новая «Лада»! А сколько таких…
– Рассказывай, – скептически тянет Коля, – десять мужиков на десять деревень…
– Ну, уж не десять.
– Ну, двадцать… да и то потому, что в городе они пожили, люди культурные, непьющие, потому что бизмены… – Слово «бизнесмен» он не выговаривает, проглатывая один слог. Но бизменов уважает.
– А если из местных, значит их бабы держат, а так бы пропили все… Вон, как нашего Кулака держит Кулачиха, в ежовых рукавицах. А так бы он свою пасеку в неделю бы спустил… Вон, как эти, – он мотнул головой в сторону дома своего брата. – Лисичек продадут, или сруб сколотят, и неделю бухать… Ты знаешь, как Леша со Славиком намедни отправились на Федьковщину?! Были дожди, Яня вышла из берегов… у них лодка там стоит, наполовину с водой… Так вычерпывать-то лень… Ну, Леша маленький, переплыл, толкнул обратно… А Славка-то длинный, здоровый… оттолкнулся от берега… закачался и херак в воду… Вместе с паспортом – на кой бес его взял! С фонариком, спичками, сигаретами – все крякнулось! Еле выплыл… А ты говоришь!?.. Устойчивости в человеке нет и обстоятельности. Я это по себе знаю…
Лес: древний ужас
По Ключевскому, Русь и Лес – синонимы: «Еще в XVIII веке европейцу, ехавшему на Москву через Смоленск, Московия казалась сплошным лесом». Леса, реки, озера – «наше все», они кормили, поили, одевали. Но далее Ключевский замечает, что «несмотря на это, лес был всегда тяжел для русского человека… Этим можно объяснить недружелюбное или небрежное отношение русского человека к лесу: он никогда не любил своего леса» – сегодня это звучит как преувеличение и одновременно похоже на правду. Настоящий Лес бывает не только тяжел, но жуток и страшен – любят его далеко не все.
Читая же С. Максимова, М. Забылина и прочие книги по народной демонологии, испытываешь естественное чувство зависти к этой необозримой и многокрасочной жизни, где языческая русская нечисть еще совсем недавно населяла избы и леса и превращала скучноватые пространства во что-то странное, жуткое, бесконечно таинственное. Казалось бы, все эти баенники, лешие, полевики, оборотни, кикиморы, ведьмы и колдуньи давно и безжалостно изгнаны из самых глухих чащ и болот (в деревне последняя бабка-знахарка, умевшая заговаривать, умерла лет 10 назад, теперь