готовым шефом протокола. У Гены был талант к языкам, его прочили на местный аналог таможни, где он и без того торчал все свободное время, общаясь с караванщиками. Они с Сорочкиным, два лингвиста, нашли друг друга. В третью командировку Леша вез для парня какие-то немыслимые терабайты обучающих программ и грозился сделать из Гены языковеда вселенского масштаба…
Мы едва успели очухаться после высадки, когда Гена утащил Сорочкина в город – пришел караван издалека, оба давно его ждали, чтобы исследовать редкий западный диалект. Для Леши это был очередной профессиональный вызов, а для возмужавшего Унгелена, на шее которого появился знак младшего вождя, – нечто неизмеримо большее. Сами догадайтесь, чего ради имперский чиновник изучает языки, составляет разговорники и проводит мастер-классы для рядовых толмачей. Это обеспечивает связность огромных территорий и дает народам шанс договариваться между собой миром ко взаимной пользе. Еще это разведка, конечно, и контрразведка. Неспроста именно Унгелен первым говорил со всеми земными делегациями.
Сорочкин был, как я понимаю, тоже тот еще фрукт, только не кадровый, а вербованный. Кадровый имперский офицер – человек более долга, нежели чести, и не покончит с собой, пока в нем есть нужда или к нему остались вопросы. Просто убить себя, когда все плохо, – это для гражданских.
Сконфуженный Унгелен привез своего приятеля на базу через трое суток. Сорочкин был в жару, бреду и характерной сыпи.
– Ну, Гена, ты даешь! – ляпнул доктор Шалыгин. – Подкатил нам подарочек…
Чем настроил туземную администрацию на самую удобную для землян версию. Унгелен и так грешил на караванщиков, а те ушли обратно к западу еще третьего дня. Шалыгин сказал: надо догнать и взять анализ крови, но великий вождь летать в ту сторону не дает. Младший вождь совсем загрустил и ответил: великий знает, что делает. Явился полковник, увидел тело, просчитал все варианты развития событий, включая войну с туземцами, и объявил на базе «угрожаемый период». Меня послали убеждать Тунгуса, что у лингвиста не просто болячка. Я был убедителен, и Тунгус поверил. Началась свистопляска под названием «закрываем город». Тщательно, но без фанатизма – мы ведь еще не знали, с чем столкнулись.
Доктор предположил, что больной был инфицирован перед самым отлетом, и вирус просто «заснул» вместе с организмом – инкубационный период растянулся на четыре месяца. Но где этот раздолбай подхватил заразу? У нас трехнедельный карантин. Специально, чтобы не притащить с собой лишнего.
Сорочкин очухался и был допрошен. Вскрылось невероятное. Запредельный просто идиотизм. Оказывается, маршрут к «Земле-2» у рядовых космонавтов-транспортников считался уже рутинным, а про саму планету говорили, будто она исследована вдоль и поперек – ха-ха три раза, кто понимает… Короче, старые космические волки решили возродить традицию: за пару дней до отлета покинуть медицинский центр через теплотрассу, завалиться в ближайший кабак, слегка там вздрогнуть да прогуляться по бабам. А Сорочкину только