всю память, стихи и боль.
ЖЕНЩИНА С ЧАСАМИ
Много лет осенними ночами,
словно отмеряя жизни срок,
приходила женщина с часами,
из которых сыпался песок,
а ещё – цветные безделушки,
боль и гнев, любовная хандра.
Приходила осени подружка
на минуту или до утра.
Отвлекая от рутинной скуки,
от загробных криков воронья,
женщина протягивала руки,
правда, обнимала не любя.
А затем и вовсе растворялась,
покрывалась снежным серебром.
Только никогда не забывалась,
да и не забудется потом…
Я тебя, любимая, не знаю.
Верю – только в этом виноват.
Ты была мне послана из рая,
чтобы обрекать меня на ад.
А теперь, когда тебя не стало
и не стало, в общем-то, меня,
небо утром будет ярко-алым,
и рассвет случится без дождя.
В эту осень нас уже не встретить,
но ещё бегут за кем-то дни…
И пускай хоть завтра на рассвете
эти «кто-то» будут не одни.
ЕЩЁ ВЧЕРА
Можно было исправить ещё вчера
всё, что прежде казалось неисправимым:
диалоги с бессонницей до утра,
неоконченный стих с сигаретным дымом,
сквозняки из веранды, лучи луны,
антикварный портрет, потерявший краски,
охладевшие пальцы и дрожь стены,
за которой всегда то пожар, то пляски.
Можно было вернуться ещё вчера
к этой выцветшей мебели и обоям,
к постижению дна у свечи-костра,
к одинокой гостиной, где были двое
(где уже их не будет), к плодам труда,
к тусклой лампе, светившей у изголовья –
можно было вернуться, но вот беда,
в эту реку уже не войти с любовью.
Если только усталость, как шубу с плеч,
снять и бросить под ноги или на книжки,
что когда-то писал. Закурить и лечь
на кровать из сосны и накрыться крышкой.
КУКЛЫ
Картонный дом: бумажные столы,
обои, двери, потолки, посуда…
Теперь все эти гибкие углы,
горя огнём, уходят прочь отсюда.
Да, дом горит, поскольку уже стар.
Так стар, что, позабыв сопротивленье,
впускает в свои комнаты пожар,
а значит, и грядущее забвенье.
Две куклы, наблюдая за огнём
в густом тумане гибельного дыма,
прощаются друг с другом, да и дом
становится всё более любимым.
Так смерть объединяет на мотив
цепей материальное и то, что
в себе лелеял, после позабыв,
пусть даже это было ненарочно.
Огонь всё ближе, куклы его ждут
без страха, ибо куклам он неведом.
Тем более что все умрут. Умрут –
без