ногах! Люди с величайшей небрежностью относятся к тому, что сами именуют самым святым и неприкосновенным. Они жадны и недальновидны, и, по всей видимости, это единственные качества, которыми они обладали во все времена…
– Мы не такие! – Гензель упрямо вздернул голову, непроизвольно клацнув зубами. – Не все!
– Не рассказывай об этом геноведьме, – посоветовала женщина в черном платье и добавила почти без паузы: – Хотите, расскажу сказку?
– Моя сестра не любит сказок.
– Вот как? Ну, я думаю, моя сказка ей понравится. Согласись, Гретель, сказка, рассказанная геноведьмой, это не обычная сказка!
– Расскажите, – согласилась Гретель. Она выглядела неестественно серьезной, такой, какой Гензель не видел ее даже за чтением книг. От этой ее серьезности сквозило чем-то незнакомым и даже немного пугающим. Непривычно было видеть подобный взгляд у десятилетней девочки.
Геноведьма несколько минут молчала, без всякого смысла разглядывая кончики своих ухоженных ногтей.
– Где-то в Руритании жила давным-давно одна девица… – Произнеся это, она вновь надолго замолчала, не глядя на Гензеля и Гретель. Глаза ее потемнели и приобрели тот оттенок, что редко бывает у весенних облаков, скорее, у холодного прибрежного тумана. – Ох, старая это была история, мало кто сейчас помнит ее. Девица жила на берегу моря и была самым настоящим мулом – целых сорок процентов генетического брака. Ее отец был квартероном, ну а ей не повезло. И так случается… От рождения у нее не было нижних конечностей. Ног то есть. А был вместо них самый настоящий рыбий хвост. Довольно распространенная мутация в Руритании, последствия старых генетических инфекций и радиоактивного загрязнения… Причем надо сказать, то, что не было рыбьим, выглядело весьма неплохо. В общем, эту девицу можно было бы даже назвать симпатичной, кабы не чешуя да хвост. А кроме того, у нее был прекрасный голос. Видно, компенсируя ее врожденное увечье, из-за которого она обречена была жить в море подобно рыбе, природа наградила ее золотым горлом. О, как она пела в лунные ночи!.. Песни ее были грустны, от них у слушателей наворачивались слезы, что вполне объяснимо – попробуй жить среди сельди и макрели, питаясь сырыми водорослями, и глядеть на обычных людей – мулов, квартеронов, окторонов, – среди которых никогда не займешь места… Но в один прекрасный день все переменилось. На пристани эта девица увидела местного тригинтадуона, сына тамошнего правителя, кажется, короля. Юноша этот был чист кровью и прекрасен лицом настолько, что вызывал завистливые вздохи даже среди знати. Он был плоть от плоти Человечества.
– И они полюбили друг друга? – спросил Гензель. Он хорошо знал уличные сказки Шлараффенланда, популярные среди ребятни, как правило, довольно бесхитростные и похожие друг на друга по своей сути. Неразделенная любовь всегда была одним из самых стандартных их элементов. Не менее привычным, чем поцелуй, который уничтожал наложенное генопроклятие и превращал чудовище в красавца.
– Да, – сказала геноведьма,