протухших рыбьих хвостов… В городе, где она жила, эта могила даже стала местной достопримечательностью. Вот так закончилась история про одну наивную девицу и одну глупую ведьму.
– А что сталось с… ребенком? – спросил Гензель против воли.
Но геноведьма лишь пожала плечами:
– Не имею представления. Должно быть, свернули шею и скинули в подвал. Вы даже не представляете, как часто под дворцами встречаются подвалы, набитые плодами несчастной любви…
– Это… плохая сказка, – выдавил из себя Гензель.
Геноведьма мягко коснулась его плеча. Рука у нее была невесомой, а кожа – почти такой же бледной, как у Гретель.
– Зато подлинная до последней точки. Ну а теперь ваш черед рассказывать, зверята. Я уже знаю, что вы из Шлараффенланда, но все еще не представляю, что заставило вас безрассудно углубиться в Ярнвид. Вы ведь, наверно, понимаете, что это не лучшее место для прогулок?
Гензель тщетно пытался нащупать взгляд сестры, сам не зная для чего. Предупредить ее? О чем? Намекнуть, чтобы не откровенничала с геноведьмой? Тоже бессмысленно. Что толку скрывать правду, особенно сейчас, когда они оказались заложниками чужой воли? И пусть воля эта пока что служила им спасением, Гензелю отчего-то не хотелось излишне злоупотреблять чужим гостеприимством. Особенно гостеприимством геноведьмы.
Когда-то давным-давно, когда Гретель только начинала свое обучение, Гензель набрался смелости и спросил у мастера Холдейна про геноведьм. Геномастера таких разговоров обыкновенно не любили, а рассказы о геноведьмах часто объявляли досужими домыслами и базарным враньем. Известное дело. Скрючит какую-нибудь старуху из Шлараффенланда застарелой генетической хворью, много лет спавшей в организме, – она первым делом геноведьму помянет, которая наверняка окажется ее соседкой. Вылезет у рабочего с фабрики чирей на причинном месте – он, конечно, неведомую геноведьму проклянет, мол, навела порчу… На геноведьму можно было списать болезнетворную мутацию риса на полях и новорожденного безголового теленка у коровы. Раковую опухоль и невкусный обед. Засохший сад и скверное настроение.
Но мастер Холдейн не стал говорить ничего такого.
«Всякие есть ведьмы на этом свете, – задумчиво сказал он, откладывая книгу, в которой что-то показывал Гретель. – Иные среди них – старательные и даже талантливые люди, которые из-за излишнего количества порочной крови не имеют права на поступление в наш закрытый цех. Но есть и другие. Этих гонят вперед жадность и зависть. Как правило, такие люди сами пребывают в плачевном генетическом состоянии и уверены, что изучение запретных технологий поможет им обрести счастье через трансформацию собственного тела… А жадность и зависть, Гензель, мой мальчик, реагируя друг с другом, всегда на выходе производят злость. Злость к тем людям, которые чувствуют себя хорошо без генетических чар. Отсюда все эти проклятия, яды и превращения. Человек, отправившийся по темной тропинке запретной геномагии,