мог такое! Познакомиться решил, на что-то надеялся… – корил он себя и кривился в пьяной усмешке. – Дурак, захотел грязью лечить раны души.
Он уже выпил полный стакан водки, но это не помогало. Мозг и вся комната наполнялась обжигающими видениями, будто он всё-таки шагнул вслед за Диком в поганую комнату. Бессмысленное листание книг, слушание тошнотворно знакомых пластинок из родительской коллекции, сонное отсиживание лекций на факультете – всё было напрасно. Одну ночь Сва спал, не гася света, точнее, пытался спать. Неукротимо буйствовало тело, пылала голова, ни с того ни с сего бешено заходилось сердце. Без конца вспоминались пугающие, сделанные будто из цветной пластмассы, глаза качка.
– И у той герлы глазки были такие же. Они в этом притоне все были обдолбанные, иначе такое выдержать невозможно. Крыша треснет. Но может, у них и не треснет. Дик, наверно, круто там залетел. А мне теперь и без наркоты хватает ломки. Идиот! Я же чувствовал, что там будут не просто мочалки, а обязательно с какой-нибудь гадостью, и всё равно шёл! – стонал Сва от злобы на себя. – А если бы остался, точно сторчался бы. Я себя знаю… Хорошо, что с Диком за шмотки расплатился. Видеть его больше не могу. И всех хиппов в придачу. Хотя причём здесь хиппы? Это же выгребная яма, а не тусовка. В парадняке и герлицы совсем другие – милые, добрые… Пусть, но зачем они мне? Даже кисаться с ними – в лом, если Лави в крезе изнемогает. Жутко подумать: любовь в тюрьме, надвое разделённая больничной решёткой… Когда она вернётся, какой? Чего ждать – то ли спасения то ли казни? А что я теперь ищу? Новых девиц, что ли, на полчаса каждую? Стошнит разок в постели, и вся любовь, – сжимал он ладонями лоб, а локти пьяно расползались по столу среди бумаг и тарелок, под опостылевшей потолочной лампой. – С Лави я искал совсем не это. Я к её душе прикоснулся. Взглядом, губами. С нею моё тело исчезало, само становилась душою… Почему она сказала, что всё дала мне в первую ночь и ничего другого у нас не будет? Что нет ни души, ни Бога? А у самой именно душа и болит. Значит, есть, чему болеть. Слышишь, Лави? Ты там, в своей крезе, жить не хочешь, а я здесь без тебя загибаюсь. Если бы ты знала, кем я стал? Ужаснулась бы. Лучше бы мне остаться в той флэтяре, сгинуть, не выходя из ямы. Но слабо оказалось, вот и живу. Потому что я уже никто. Никтожество.
g. Гнилой флэт
К «олдам» Сва попал, вовсе не подозревая, что с ним случится в дальнейшем. Попал когда понял, что непоправимо гибнет. Он сбежал из системы, как из опостылевшего дома бегут в ледяной мир, зная, что остатки тепла вот-вот исчезнут. Никого, кроме Нота, в его жизни не осталось. Несколько дней Сва собирался с духом, чтобы ему позвонить, отыскал на полке Евангелие, прочёл первую страницу и закрыл. Ничего не лезло в голову:
– Причём тут эти отцы и праотцы, которые поколение за поколением рождали один другого? Как это всё с Богом связано? Ведь Бога родила Богородица от Святого Духа, это я ещё в школе знал. Чепуха какая-то… Постой, где-то тут про любовь должно быть написано: «Бог – это любовь.» Сколько я об этом слышал красивых слов, слов, слов. Неужели никто не понимает, что пустословие бывает смертельным?