голос такой грустный?
– Ты находишь? Значит, так и есть.
– Брось, старик! – Нот помолчал. – Я понимаю, от такой жизни… Кому будет весело? Прости, что я сам не позвонил. Но я так рад тебя слышать, не поверишь.
– Нот, старина, – он проглотил несколько вдохов, чтобы овладеть голосом. – Спасибо, не забыл…
– Ты что, Сва? – голос Нота прервался. – Знай – ты не один. Что бы ни случилось, слышишь?
– …
– Хочешь, сегодня увидимся? Приезжай ко мне! Или в городе встретимся? Не откладывая, а?
– Правда? – голос предательски плыл, вопреки всем усилиям.
– Знаешь, давай… через час смитингуемся. У Грибоедова, а?
Он не верил ни ушам, ни телефону. Сном показалась поездка в метро. Возникали, двигались мимо и пропадали редкие дневные пассажиры, беззвучно мелькали станции.
– Не забыл, позвал. Меня, никтожество…
Надо было во что бы то ни стало успокоиться. Постараться стать прежним, отринуть всю грязь. Как будто не было этих гадких недель, всей этой мерзости. Пусть было, но не с ним, а с тем, кого он сейчас упорно, отчаянно в себе душил. И сегодня додушит до конца. Нот поможет, сам того не подозревая.
Они внезапно обнялись при встрече, чего никогда раньше не делали. Но радостная улыбка Сва сразу застыла. Нот был печален, хотя и пытался это скрыть, он первым начал разговор, опустив беспомощные глаза:
– Сва, прости ещё раз, что я совсем пропал… У меня отец умер. За бугром, во время гастролей. Инфаркт. Скоро сорок дней… Ты не представляешь, как тяжело было. И сама смерть, и гроб в самолёте, и похороны. А теперь мама сдала, болеет. Несколько раз в церковь с нею ходил, отпевание было, потом панихиды. Потихоньку отходит, и я с нею.
Ссутулившись, он шагал рядом. Одного взгляда хватило, чтобы понять – Нот сам нуждается в нём, сам страдает, хотя без всякой вины. Сва положил руку ему на плечо, остановил, посмотрел в глаза и вдруг сказал, слегка краснея:
– Я начал Евангелие читать. Жалею, правда, что с первой страницы. Лучше бы с того места, где говорится, что Бог – это любовь. Тогда всё остальное стало бы понятнее и нужнее. Ладно… Держись, старик! Ты мне очень-очень дорог. Без тебя я бы…
– Оставь! О чём говоришь? – он отмахнулся, помедлил, блеснул глазами. – За тобой, за мной, над всеми нами – огромные, неведомые силы. Добро сталкивается со злом, жизнь со смертью. И так ужасающе несётся время. Мой отец, хотя и крещён был, так и не успел выбрать между светом и тьмой. Жаль его, очень.
– А Лави что выбрала, ты знаешь? – помрачнел Сва.
– Для нас это тайна, – помолчали, идя рядом. – Она страдает запредельно. Очень больна, это ясно. Но чтобы сделать выбор, не здоровье нужно, а воля, хотя бы одна искренняя молитва.
Нот замолчал, задумался. Сва тоже затих, опустил голову и тут услышал:
– Спасибо, всё-таки, что приехал. Так рад тебя видеть! Я тоже с парадняком почти завязал. Один, по сути, остался, да ещё мама. И ты вот. Кстати, неважно, как ты Евангелие читаешь, хоть с конца, хоть с