травы вонзаются в плоть взмыленного коня,
и атеисты вспоминают про Бога,
и молится снайпер перед тем, как спустить курок,
и нательный крестик кладёт себе под язык,
и нажимает, и – попадает в цель.
(и ангел-хранитель похлопывает его по плечу.
это как в детстве: ребёнок играет в дартс.
попал – и ему говорят: молодец, зачёт.
попал, и ещё попал, молодец, удар).
Ого себе, подумал я, прочтя! вот так кубик Рубика, – сколько же в нём граней!…
Читая это стихотворение, так и видел я пред глазами – посты разных витий из Живого Журнала, историософские, религиоведческие, политические и пр.; отдельные словоблоки приведённого стиха – почти банальны, узнаваемы с первого раза, типичны для тех или иных сторон громокипящих интернет-споров; русские мальчики-девочки по-прежнему несут неусыпающий караул у дискуссионных столов в подпольных медийных пивных, длят бесконечный полилог: как России быти? кто мы есть откуда пошли и камо грядем?… И вот из этих, так сказать, заголовков передовиц – составлен приведённый стих. Ни одного неузнаваемого слова, ни одной ранее неназванной мысли. Да, всё это – штампы, сиречь – плотные пробки, тромбы.
Это – камни преткновения в кровеносной системе поэта, без свободного тока крови в которой он не может жить, не может дышать… И поэт, отчаянно болеющий – своим прошлым и предстоящим, своей собственной историей как спрессованной массой сиюминутных человеческих ситуаций, полувслепую нашаривающий общечеловеческие и общероссийские корни своих метастаз, нащупывает, диагностирует, бесстрастно определяет эти тромбы – и выталкивает их вон, омывая их горячим током своего выстраданного поэзиса… «Да! скажете вы. Гражданская поэзия, мы понимаем!…но – не женское это дело… а им дано гадая умереть…» – простите, вы упустили из виду вышесказанное: рысь, неловкая смертоносная рысь. Как дышит, так и пишет, – попробуй оспорь.
…А Гензель и Гретель – идёт (именно так – «идёт»), в поисках Другого, того, о ком помянутый нами Левинас вопросил: «Кто обнаруживает себя под именем «быть»?».
И, мнится мне, прочтя до конца книгу стихов Аллы Горбуновой, мы видим ищущего – уже на пороге. На пороге того самого сказочного домика; и этот ход сюжета всем знаком, – знаком, да… как сказать.
Я, например, вижу ищущего Аллы Горбуновой не вне, а внутри домика; на пороге – но с той стороны: стоит толкнуть дверь – и он окажется не в объятьях пожилой выжившей из ума ведьмы, но – на свободе.
Дверь ведет не внутрь, но – наружу, прочь из Платоновой пещеры; к Другому – Тому, Кто любит и ждёт нас; и – верю – дождётся.
«Я лист взяла…»
Я лист взяла,
но руку
мне судорогой вдруг свело,
и кто-то говорит:
забудь свою науку.
Вот этот лист —
но этот лист
на самом деле лист?
Он – время, свет, вода,
кора и целлюлоза,
сегодня он зола,
а завтра он стекло,
младенец он, и агнец, и телец,
tabula rasa, медь
и