было,
все соки свои и хлеба, всю любовь и силы,
и целовались прощально в пляске лопат и вёдр
кабачок, огурец, репка и славная брюква,
Матфей, Иоанн и Пётр.
Соната из консервной банки
господи, взываю к тебе из консервной банки:
вели ей жезлом аароновым расцвесть -
садами в жестяных лучах и клёнах.
– я и сам жестяной,
и все вокруг жестяные клоуны,
в общем дела у меня примерно, как в танке,
то есть в консервной банке,
одним словом —
жесть.
гадал я и думал глупую нервную думу:
изнутри иль извне,
извне иль изнутри,
так ничего не понял.
серебряная рыбка умерла да и не воскресла.
должен я додумать проклятую думу,
чтобы больше никто не умер, а, кажется, не успею.
ах вы такие-сякие жестяные клоуны,
что вы мешаете мне делать мою работу
огненную, мою работу
истинную, мою работу
единственную!
но то, что вы вытворяете, механические барабашки,
кончится с великим открытием открывашки!
де профундис, как говорят, если ты
в консервной банке нюхаешь жестяные цветы, —
это как нюхать цветы в противогазе,
как говорят в спецназе.
но когда к жестяным клоунам
нисходит Мария
и проходит меж них, наставляя ружьё, —
я первый, кто
подойдёт под выстрел.
играешь Ты в кости и держишь пари
с чёртом-жестянщиком, ушлой свиньёй,
что в последний момент перед спуском курка
с ухмылкой закинет меня на выскирь.
господи, взываю к тебе из консервной банки:
вели псалмом давидовым ей цвесть —
мольбой и песнью.
– и Твоим ножом
открой её,
и жестяную острую корону
сними с меня,
и замени шарниры
на сухожилия.
блажен,
кто видит в банке раны ножевые,
но и от банки —
рану на ноже.
«Сосуд тумана и стекла…»
Сосуд тумана и стекла —
прозрачна в сумерках земля.
Она – эпическая песнь
индейцев, предков, облаков
во время оно, время родов
горных пород и русел рек,
когда вода свой путь торила
внутри пещер и ледников
и выходила, обрываясь
с высоких скал, когда вулканы
вскипали лавой, и горели
большие трещины в земле,
во время оно, время родов
пустынь и моря, человек
мог стать звездой или травой
и обратиться в игуану.
Во время оно, когда боги
сражались, время сыновей
встававших на отцов, готовых
пожрать рождённое дитя,
когда