булыжной стеной на садовых дорожках.
Стихотворение для русской просодии во многих отношениях нетрадиционное (один обвал отрицаний «не жестокий, не твой, не отрекшийся друг» сколького стоит!), оно, тем не менее, вписалось в контекст конца 80-х, начала 90-х прочно, органично. Люди почувствовали его странную, загадочную энергию, явно превышающую уровень абсурдистского куража. Я помню лица слушателей в зале, повторяющих вслед автору, волшебные слова заклинания. Успех поистине рок-н-рольный! А ведь сложные стихи. Чего только не бывает в родном отечестве. Остается лишь печально вздохнуть, что впоследствии победила другая поэзия: более энергичная, и неумная. Впрочем, «Нафталин» остался!
Мы переводили его с Саймоном Петиттом в Нью-Йорке для фестиваля «New Freedoms” в 1994 году: мое еще не вызревшее византийство вошло в клинч с дидактичным протестантизмом Саймона. Это было скорее страшновато, чем смешно… «Почему слезы во рту?», «Водяной настой, это как? Может, спиртовой?» «Стеклянный озноб, это как?» «Вообще, кто такие эти люди?», «О чем они спорят?» Что такое «нафталин» Саймон так и не смог понять. Жаль. Все так просто. «Нафталин это – бог, нафталин это – ветер».
Мне приятно видеть в этом сборнике стихи, посвященные нашим друзьям той веселой поры: на фестиваль «New Freedoms-94» Аркадий приезжал вместе с Сережей Курехиным, Иваном Ждановым, Ниной Искренко, Д.А. Приговым, В. Курицыным, А. Драгомощенко. Смерть еще не успела собрать свой первый и второй урожай: казалось, мы будем жить вечно. Как минимум, на фотках тех лет мы выглядим с претензией на это. Работа на грани яви и сна предполагает «расфокусировку зрения», позволяющую избавиться от рефлексий и «внутреннего диалога». Все это Дон Хуан называет «путем воина». «Развитие человека по «пути воина” означает, что человек должен стремиться принимать все, что происходит, как данное – иначе говоря, смиренно. Но эта смиренность не есть покорность: воин воспринимает происходящее как брошенный ему вызов, и на этот вызов он должен ответить наилучшим образом. Важнейшая черта поведения воина: он рассматривает себя как бы умершим, ему нечего терять. От своих действий воин не ожидает для себя наград (пример упражнений, которые дон Хуан предлагал Карлосу для выработки этого качества, регулярное совершение бессмысленных действий типа переметания мусора из угла в угол, перекладывание дров и т. п.). Что бы ни случилось, воин действует так, как будто ничего не случилось. При этом он оставляет свободу действия и за другими, полагая их такими же неуязвимыми, как и он сам. Секрет воина состоит в том, что он верит не веря. Особенно это важно в те моменты, когда оказывается, что мир не таков, каким его представляет наше описание. Как пишет Кастанеда, «воин входит в неизвестное с чувством радости, веселья и абсолютной свободы»1. Множество подобных установок я встречал в дальневосточной традиции, к которой сейчас присматриваюсь. Все древнее знание разлито из одной чаши и невероятно полезно и для поэзии и для поэта. На смерть Сергея Курехина Аркадий пишет «Колыбельную для принца»:
«Усни,