Я сейчас перепробовал тут пять-шесть винтовок – ни одна не стреляет… все позабивали песком, «черти». Пусть протрут затворы, – произнес командир роты поручик Буров, обходивший роту так же, как подпрапорщик Шапка, только справа налево.
– Ты прости меня, Коля, что я тебя задержал, теперь я в полном твоем распоряжении, – обратился Буров к стоявшему подле него командиру следующей по номеру роты его батальона, ожидавшему с нетерпением конца разговора Бурова с подпрапорщиком Шапкой.
– Что скажешь, Коля? – говорил Буров, беря под руку поручика Зверева и уводя его вглубь леса.
– Вот что, – начал Зверев. – Я пришел к тебе посоветоваться, как поступить в одном очень щекотливом и неприятном случае. Я, как тебе известно, стою в батальонном резерве, как раз за промежутком между твоей и Мишиной ротой. Полчаса тому назад приходит ко мне подпрапорщик Кисель и, неловко заминаясь, отзывает меня в сторону. Оказывается, что же! Наш Миша «пончик» – сдал, нервы его расшалились, и он сидит у себя в роте, дрожит, как осиновый лист, и потерял совсем голову.
– Вот чертов «пончик», – невольно вырвалось у Бурова. – Это же скандал! Позор! А кроме того, это малодушие может очень печально кончиться и для него, а главное, для полка.
– Я, брат, того же мнения; потому-то я и пришел к тебе, – упавшим голосом произнес Зверев. – Главное, если будет контратака, за его роту нельзя будет поручиться. Наши солдаты без офицера – это нуль, толпа, – величина отрицательная.
– Да, без няньки они обойтись не могут, – согласился Буров. – Нужно как-то сделать, чтобы и Мише не повредить, ведь он славный, «пончик», и выйти из глупого и опасного положения.
– Я уже думал, – продолжал Зверев, – сменить его роту своей, но сам понимаешь, без Генриха Антоновича, нашего батальонера, этого сделать нельзя, а объяснять ему, в чем дело, никак не хочется.
– Послушай, – подумав, предложил Буров. – Пойди ты к нему и посиди с ним до утра, может быть к утру он «отойдет», да и утром будет не так страшно, в случае чего. Страшно сейчас, пока мы находимся под свежим впечатлением боя… Неопределенность положения, безусловно, гнетет… я, например, чувствую себя в положении путешественника, который едет куда-то, в сильно притягивающее его место, но ему предстоят еще какие-то пересадки. Он высадился на станции и ждет на сложенных на перроне вещах поезда, который вот-вот должен подойти, а когда, подойдет, – точно неизвестно. Этим сильно притягивающим каждого из нас местом является потребность отдыха взбудораженной нервной системе. Мы с тобой справляемся с собой и своими нервами удовлетворительно, или даже хорошо, а Мише это не удается. Нужно ему помочь. Я уверен, что он сумеет взять себя в руки. Он прекрасный офицер по своим убеждениям и взглядам.
– Да, ты, кажется, прав; единственно правильный выход, – это пойти к нему и посидеть с ним до утра. Если же наш Генрих будет обходить роты, а это будет наверняка, всегда можно будет сказать, что я, мол, пришел в N-ю роту ознакомиться с обстановкой, – так развивал план действий Зверев.
– Ну,