чего ж тогда киевские матушки-игуменьи? – отец Клим подмигнул. – Вышьют мне подушку подложить. И второе дело стоит сейчас обсудить. Я уже говорил князю, что потребное нам указание содержится в книге не как в духовной вещи, а как в вещественной. Непонятно? Указание может быть на клочке кожи в переплете, в картинке какой на поле пергаменной страницы, в значках, на кои прежние читатели внимания своего не обращали. Поэтому и столь необходимо книгу сию у князя Вячеслава Владимировича выменять и привезти… Чего там еще?
– Время тебе отдохнуть, отче, – это келейник всунул голову в дверь.
– Исчезни! О чем я? Книгу надо поменять на шпалеру, а потому выслушай внимательно, что надлежит говорить князю Вячеславу Владимировичу. Скажи, что шпалера весьма дорогая, что второй такой на Руси нет – и будет то сущая правда. Скажи, что выткана тут древняя римская богиня Венерка, которую язычники молили о помощи в начинаниях своей похоти и прелюбодейства. Помогала она в делах и не столь позорных – бабам в деторождении, однако, коли и в самом деле помогала, так поганила невинных деток своей нечестивой помощью. И вообще сказано в Евангелии, что лучше для человека остаться в безбрачии, но сие каждому по силе его. А раздета она, потому что хочет соблазнить своими грешными прелестями… Эй, а ты с какой это стати усы подкрутил?
– Я? Усы? – вытаращился в изумлении Хотен. – Да померещилось тебе, господине отче митрополите!
На самом-то деле припомнилась тогда Хотену князева шпалера, да только не тощая немка полулежала на ней, а соблазнительно живая княгиня Звенислава, такая, как запомнилась не столь глазам его, сколько прочему в естестве доброго молодца, а чем именно вспомнилась, затруднительно было бы объяснять отцу Климу.
– Ежели мне мерещится, то я как добрый христианин крещусь, – проворчал митрополит. – Ввязавшись в сие грешное предприятие, как бы не утратить и мне толики от чести и достоинства пастырских… Впрочем, продолжу. В латинской надписи говорится, что нечестивая Венера предлагает свое тело языческому богу богатства Плутосу, чтобы он, в ответ, помог выкупить из царства Смерти хотя ее Адонисиуса. Тьфу!
– Хотя? Любовника? – удивился Хотен.
– Именно. Язычники баснословят, что у Венеры было много хотей. Развратность же сего ее мерзкого поступка неудивительна. Для такой бляди одним хотем больше, одним меньше… Тьфу! Далее на ленте написано толкование картины. Сие-де иносказание того отвратительного греха, когда старик, уже не способный завоевать любовь честной девицы или вдовы своей учтивостью или смельством в поединке (нет, чтобы по-людски посвататься!), покупает любовь за деньги у продажных женок.
– Верно, продажных, господине отче, – думая о своем, повторил Хотен. – Ведь где купля, там и продажа живет… Только боюсь я, что при таком истолковании тяжелее будет всучить шпалеру старинушке князю Вячеславу. Дозволишь ли ты, господине отче митрополите, приврать мне несколько? Для пользы дела токмо!
– Я сего не слышал, емец! – покачал головою