да так, чтобы она и опомниться не успела. Как в той сказке, где кто-то там и опомниться не успел, как на него или на неё медведь насел. А когда подойдёт тот момент, когда нужда, необходимость ли сильно прижмёт, и девочка будет отпрашиваться, тут он её и сломает. И пока же всё шло хорошо. Он ей потакал, и она его не раз благодарила, правда, устно. Но пора и меру знать. Спасибо не булькает и не шевелится.
Он как-то в шутку сказал ей на её благодарность:
– Спасибом не отбудешь, пока натурой не отслужишь.
Машенька зарделась, глазки округлились, но как будто бы не испугалась, приняла за шутку. А он подмигнул ей. Она ещё больше смутилась.
Но пора переходить и к действиям.
…Филипп, закрывая за ними двери в комнатку, ещё раз выглянул в коридор, – на всякий случай. Вдруг кого поднесёт не в урочный час.
Маша, оглядываясь и прикидывая примерное время, что потребуется для приборки в комнатке, успела спросить:
– А что тут надо делать, убраться?..
Но слова её потонули не то в испуге, не то в удивлении, и возглас застрял в жёстком поцелуе. А тело, грудь, казалось, сдавило с такой силой, что спёрло дыхание. Она задохнулась. И если бы он не ослабил губы, то она, наверное, действительно потеряла чувства. Бурная, горячая волна окатила её и оглушила. Но это был первый приступ на грани возмущения, при котором, возможно, она бы и могла справиться с собой, возможно, нашла бы силы оттолкнуть Филиппа. Но вторая, на грани возбуждения намного мощнее, отняла у неё силы, парализовало тело до постыдной слабости, при которой его руки были уже полновластными хозяевами на её теле.
Левая рука, лежавшая на её спине, зашла под подол курточки и почти без усилий спустила с бёдер свободные и широкие рабочие брюки на резинке. Она горячим телом ощутила, как они беспрепятственно сползли по голым ногам. Но падения их не расслышала, так как правая рука, проникшая в плавки, оглушила её. Маша уже не осознавала реальности, словно в неё ввели сумасшедшую долю транквилизатора. А любое её движение упреждала левая рука, прижимая, казалось, с неимоверной силой к груди Филиппа. И поцелуи… но даже они были не так страшны, как рука, её пальцы… они разбойничали в её гениталиях. Маша безвольно оседала в его объятьях.
– Да будь ты проклят…
Но она уже не могла понять – откуда этот голос?
4
Филипп пришёл в пультовую, как ни в чём не было. Показатели приборов уже стояли в крайнем правом положении, кроме температурного от печи – его кривая медленно съезжала к наименьшим значениям.
На ящиках у окон горели красные лампочки, и рычаги были повёрнуты в обратную сторону – транспортёры остановлены. Всё это он охватил привычным взглядом.
Еще, будучи в «комнате свиданий», как он про себя называл этот запущенный до крайности раёк, слышал, как остановились транспортеры, как затихала печь, шум подачи газа в неё. И как Нинка прикрывала жалюзи на приточном вентиляторе, проходя через коридор. Этот момент его немного напряг,