проковыряемся, – буркнул коренастый парень с широким, обманчиво добродушным лицом. – А ночевать в этом славном местечке очень не хочется.
– Боюсь, придется, товарищи офицеры, – сказал Никольский. – Не думаю, что в ближайшем населенном пункте нам подготовили гостиницу с баней. А здесь нас вряд ли поджидает что-то непривычное.
Впрочем, майору вскоре пришлось забрать свои слова обратно. Ни с чем подобным офицеры СМЕРШа еще не сталкивались.
«Газик» медленно двигался по концлагерю. Людей в округе было мало. Лишь у отдельных бараков возились фигуры в противогазах, выносили тела.
Несколько раз старший лейтенант Еремеев по приказу Никольского делал остановки. Офицеры заходили в бараки, оглядывали их. Осмотр оврага, ставшего братской могилой, не затянулся.
Офицеры торопливо возвратились к машине, ехали мимо крематориев, газовых печей, каких-то весьма подозрительных ям. Потом они опять наведывались в бараки, беседовали с офицерами и бойцами караульной роты НКВД.
– Волосы дыбом, – признался Борис Булыгин, затравленно косясь по сторонам. – Вот каюсь, товарищ майор, ни в бога, ни в черта не верю, а как заехали на этот минеральный курорт, так не могу избавиться от желания перекреститься.
– Там волосы в бараке, – проговорил Еремеев и судорожно сглотнул. – Самые натуральные, человеческие, товарищ майор. Стригли людей и ничего не выбрасывали. Там их тонны. Зачем я поел? – сокрушался молодой офицер. – Такая знатная каша была, с мясом. А теперь оно обратно лезет, не могу остановить.
– Так не откажи себе в маленьком удовольствии, – проворчал Павел. – Два пальца в рот, и сразу полегчает. Ты, Борис, тоже не стесняйся, крестись, сегодня можно.
– Выпить бы сейчас, – мечтательно пробормотал Кобзарь. – Тоже не грех, верно, командир? Славное местечко. – Он шумно выдохнул. – Сколько же народа фашисты загубили? И, спрашивается, зачем? Мои мозги не понимают, в чем великий смысл всего этого.
– Концентрационный лагерь Аушвальд функционирует с тридцать девятого года, когда немцы Польшу прибрали, – сказал Павел. – Сначала они тут три барака поставили, исключительно для поляков, невзлюбивших фашистскую власть. Потом расширяться стали, целый город в итоге получился. Один из элементов большой системы для механизированного уничтожения людей. Газовые камеры, крематории, конвейеры, оборудование, средства доставки и прочее. Про окончательное решение еврейского вопроса слышали? Вот здесь его и решали. Место удобное. С любой стороны света можно свозить народ. В Аухене сходятся несколько шоссе, рядом ветка железной дороги от станции Врожень. Первые годы евреев свозили из многих стран, даже из Германии. Потом перемешивать стали с поляками, венграми, русскими. Кого-то на работы отправляли, химзавод строили, пара рудников под боком. Но в основном, конечно, уничтожали. Даже не знаю, мужики, сколько народа здесь полегло. Может, миллион.
– Выкладывайте, товарищ майор, какое у нас задание, – проворчал Кобзарь. – Мы с узниками концлагерей не работаем. Постигать ценности национал-социализма