этим словам, и протянула руку, и погладила девушку по щеке. Заряночка поглядела на неё весьма жалобно и молвила: «Но теперь должна я принять твои слова на веру, ибо ты так добра ко мне и при этом сама столь прекрасна. Послушай: ведь сердце моё преисполнилось радости при мысли, что и я хороша собою и, стало быть, похожа на тебя. Ибо вот ещё что скажу я тебе: ничего не встречала я ни в лесу, ни в поле, что красотою могло бы сравниться с тобою, на мой неискушённый взгляд; ни фритиллярии* близ устья нашего ручья, ни ивовые ветви, что овевают Зелёный Остров, ни дикая кошка, что резвится на поляне, не замечая меня; ни белая лань, что поднимается из травяных зарослей поглядеть на своего оленёнка; ничего из того, что растёт и движется. Однако вот ещё что должна я сказать тебе, а именно: всё, что сказала ты мне о моем обличии, – всё то же самое, ежели не считать чудных твоих слов, от которых на глаза у меня наворачиваются слёзы, – всё это повторила бы я о тебе. Погляди-ка! Вот я беру прядь твоих волос и прикладываю её к своим, и невозможно отличить, какие – чьи; мягкая волна локонов прильнула к чистому твоему лбу, как сказала ты о моём; серые, словно у ястреба, глаза твои широко посажены, и заключена в них глубокая задумчивость и бесконечная нежность, как молвишь ты про меня; соразмерен точёный нос твой; и щёки твои чуть впалые, а прелестные губы немного тонки, а округлый твой подбородок столь безупречно изваян, что лучше и не сделаешь. А о теле твоём скажу я то же, что и ты о моём, хотя сдаётся мне, этим рукам довелось потрудиться больше, нежели твоим. Но погляди-ка! – вот стоят рядом твоя нога и моя; и рука твоя словно бы часть моего тела. Стройна ты и хрупка, и едва ли не худощава; думается мне, госпожа и тебя обозвала бы мешком с костями. Кто ты? Уж не родная ли моя сестра? Уж как бы мне того хотелось!»
Тогда обратилась к Заряночке та, что казалась её отражением, и молвила, ласково улыбаясь девушке: «Что до сходства нашего, это ты верно сказала: так мы схожи, словно бы отливали нас в одной форме. Но не сестра я тебе по крови, нет; и упрежу тебя сразу же, что я не из рода Адамова. А что я такое, это долгая история, и сейчас недосуг её рассказывать; однако ты можешь называть меня Абундией*, как я зову тебя Заряночкой. Правда и то, что не всякому покажусь я в прелестном твоём обличии; однако не пугайся и не почитай меня такою же, как госпожа твоя; потому что какова я сейчас, такою я для тебя останусь навсегда».
Отозвалась Заряночка, в тревоге на неё глядя: «Да, да; и ведь увижу я тебя снова, правда? Иначе так горько мне придётся, что лучше бы мне и вовсе не привелось с тобою встретиться». «Всенепременно, – отвечала Абундия, – ибо и сама я очень хочу видеться с тобою почаще. Но сейчас следует тебе немедленно отправиться домой, ибо ныне госпожа твоя в прескверном расположении духа и сожалеет, что подарила тебе зелёное платье, и задумала наказать тебя, как только сыщет повод».
Тогда под приветливым взглядом подруги оделась Заряночка, едва сдерживая слёзы. И молвила девушка: «Абундия, сама видишь: нелегко мне приходится; дай же мне