приволок массу еды: морковку, зеленый лук, всякие травки. Особо не разойдешься, но желудок есть чем набить.
– Словно кобылы. Или кролики, – пробормотал наш старлей, хрупая морковкой. – Соли бы еще...
– Соль вредна, – наставительно сказал прапорщик.
– Но лук без соли жрать противно...
– Жрите вот морковку, товарищ старший лейтенант. Она сладенькая, можно и без соли.
– Пошел ты... – беззлобно сказал Беранже, но послушно ухватил морковку.
– Нантская, – сказал доктор Блошкин.
– Чего?!
– Нантская, – повторил Блошкин. – Морковка. Сорт такой. Не конусом, а одинаковая по диаметру по всей длине... Не выродилась, хотя времени уже сколько прошло, самосейкой же растет...
Мы с Костиком молча сжевали свою долю зелени, и он опять завалился спать, а я сел на пустой ящик и задумался.
Завтра у меня день рождения. Тридцатник. Приходилось отмечать и на войне, и еще бог знает где, но вот в такой компании и в подобной обстановке – ни разу. Сказать, что ли, мужикам? Москаленко небось официально, поздравит, а даже и выпить нечего. У доктора разве спиртом разжиться? Юбилей всё-таки.
Доктор как раз вышел по малой нужде. В наползающих сумерках он попытался вывести что-то струей на дощатой стене сарайчика, тихонько ругнулся – видать, не получилось.
– Товарищ капитан, – позвал я.
Доктор, деловито застегивая ширинку, подошел ко мне.
– Товарищ капитан, у меня день рождения завтра...
– Поздравляю, – сказал он.
– Завтра будете поздравлять. Я в смысле спирта.
– Чего? – не понял он.
– Отметить надо. Спиртику. Чуть-чуть хотя бы.
– А-а... Договорились, – неожиданно легко сказал он. Сам, видно, бухануть захотел. – А капитан разрешит?
– Куда он денется... У вас там хоть сколько его?
– Спирта-то? Граммов двести пятьдесят, девяностошести процентный.
– Значит, пол-литра в пересчете на обычную. Даже чуть больше... – прикинул я. – Неплохо. Спасибо, товарищ капитан.
– Да не за что... – пожал он плечами. – У меня йод есть, так что раны обрабатывать...
– Уж как-нибудь без ран обойдемся, – перебил я его.
Ночь прошла без происшествий. Разная ночная лесная зараза урчала и кричала в темноте, все спали, я разбудил Костика в установленный срок и завалился спать.
С утра выяснилось, что прапорщик Коля заболел. Доктор намерил ему аж тридцать девять и восемь и напичкал какими-то пилюлями.
– Ему бы полежать, – несмело сказал он Москаленко.
Капитан пожал плечами:
– Вы же понимаете, что это невозможно. Как себя чувствуешь?
– Погано, – честно сказал Коля. Его бил озноб.
– Идти можешь?
– А хули, тут, что ли, оставаться... – Коля, опираясь на автомат, поднялся.
Москаленко удовлетворенно кивнул:
– Главное – темп держи.
– А хули, – повторил Коля. Ему, видно, действительно было очень плохо.
Скушав безо всякого аппетита