гроб!
Тотчас сломался радостный бег; все замерли. Действительно, у раскрытых дверей часовни, вынесенный на свежий воздух, находился гроб огромного размера, а в нем, сложив на груди руки, лежал покойник – бородатый верзила. Когда все сгрудились возле, мертвец внезапно распахнул глаза и сел. Отпрянув, онемели от страха и неожиданности все, кроме одной девочки – Бугго было столько же лет, сколько мне в тот день, когда мы с нею встретились. Она подошла к сидящему в гробу и сказала ему:
– Иезус восстал!
Мнимый покойник с хохотом выпрыгнул из гроба и закружился с Бугго в пляске, а бывшие при этом кавалеры предрекали храброй девочке удивительную жизнь.
На голографиях тех лет Бугго – с тройным бантом над левым ухом, с большим воротником, где каждая складка выложена трубочкой, – только по тому и можно ее узнать, что улыбается знакомо: чуть кривенькой улыбкой, выставив с одной стороны кончик клычка.
Такой она была в тот день, когда отец впервые взял ее с собой в космопорт – посмотреть на отбытие «Императрицы Эхео». На «Эхео» вторым помощником летел один из бесчисленных дедовых боевых товарищей, и тот незамедлительно отправился разыскивать его, а дочку оставил возле бара, велев никуда не уходить.
Оказавшись наедине с космопортом, Бугго впала в странное оцепенение. Она как будто не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Из бара, отгороженного от нижнего зала тонкой светящейся сеткой, время от времени доносилось короткое, веселое шипение – автомат выплескивал в поднесенный стакан строго отмеренную порцию выпивки. В большом стеклянном окне стоял космос, черный, без звезд. По глубокой черноте медленно двигались корабли, опоясанные огнями, подгоняемые лучами прожекторов. Их бока вдруг выныривали из-за какого-то угла, и оказывались совсем близко от стекла. Один раз Бугго ясно разглядела выбоину в металле корпуса, и внезапно девочку затопили смутные, почти неоформленные, но несомненные и сильные ощущения: соприкосновение со вселенной и всем тем, что разбросано по ней, не имеющей осознаваемых пределов.
Мимо Бугго проходили самые разные фигуры, мелькали, одуряя, лица, доносились голоса; время от времени кто-нибудь входил в бар, задевая Бугго рукавом, а девочка все стояла, не смея двинуться с места, словно боялась, что от единого ее жеста этот калейдоскопический мир рассыплется на мириады цветных осколков. Ее тело онемело; а после стало казаться, будто у нее и вовсе нет тела, что ее не существует – или же не существует этого мира.
Наконец один человечек прервал очарование, решительно вступив с Бугго в контакт. Это была девочка, намного младше Бугго, откуда-то из Люксео. На ней было красное, до земли, платье, а волосы заплетены в мелкие косички и завязаны в петли, так что девочка уподоблялась сумочке с ручками на макушке. Эта незнакомая малышка смело засунула палец себе в нос, сильно оттопырив тем самым ноздрю, и уставилась на Бугго. «Это все происходит на самом деле, – подумала Бугго в смятении, – это реальность. Она меня видит. Другие, возможно, и нет, а она видит».