«Лучшие ноги» и «Лучшая танцовщица», но голосование было неформальным и проводилось в школе впервые.
– Ты все замечаешь, – удивился Петрик.
Надя улыбнулась в ответ:
– Вообще-то, не все. А давайте спустимся и поможем собирать картошку? Петрик, ты же так хорошо орудуешь лопатой.
Надя флиртует? Это прямое нарушение моего главного правила: «Подруга всегда на первом месте!» На день летнего солнцестояния Петрик выловил мой венок из реки и подарил мне серебряный крестик на цепочке. Традиции уже ничего не значат?
Может, Петрик влюбился в Надю? Тогда все логично. В начале месяца герлскауты на благотворительном аукционе продавали танцы с местными парнями, и младшая сестра Нади Луиза сообщила мне, что Надя купила все десять танцев с Петриком.
А потом был этот жуткий случай у ворот школы. Мы с Надей уходили домой, и какие-то мальчишки начали кидаться в нее камнями и по-всякому ее обзывать, потому что у нее дедушка был евреем. Петрик сразу поспешил Наде на помощь.
В том, что люди кидаются камнями в евреев, для меня не было ничего необычного. Удивительно то, что это случилось с Надей. До этого я и не знала, что она на какую-то часть еврейка. Мы ходили в католическую школу, Надя могла прочитать наизусть больше молитв, чем я. Но о том, что у Нади дед – еврей, все узнали, когда наш учитель немецкого, герр Спек, дал нам задание составить свою родословную, а потом зачитал все работы перед классом.
Я в тот день попыталась оттащить Надю в сторону, но она не собиралась убегать или прятаться. Миссис Микелски, она тогда носила своего первенца, выбежала из школы и обхватила Надю руками. Она кричала хулиганам, чтобы те прекратили, и грозилась вызвать полицию. Миссис Микелски любили все девочки в школе, она была нашей путеводной звездой, то есть мы хотели стать как она – красивыми, умными и веселыми. Миссис Микелски защищала своих девочек, как львица. А чтобы мы лучше успевали по математике, угощала нас ирисками и «коровками», и я всегда сдавала все тесты на «отлично».
Петрик, он тогда вызвался проводить нас домой, гонял хулиганов, размахивая лопатой, и в результате этих героических действий у него откололся кусочек переднего зуба. Улыбка Петрика, понятное дело, пострадала, но на самом деле стала еще обаятельнее.
Из воспоминаний в реальность меня вернул – какой-то странный, похожий на стрекот сверчков звук. Он становился все громче и громче, а земля под нами начала дрожать.
Самолеты!
Они с гудением пролетели так низко над нами, что даже трава наизнанку вывернулась, а фюзеляжи снизу отразили солнечный свет. Три первых накренились вправо и, оставляя после себя запах керосина, полетели в сторону города, их серые тени скользили по полям.
Всего я насчитала двенадцать штук.
– Похожи на самолеты из «Кинг-Конга», – пробормотала я.
– Кася, там были бипланы, – сказал Петрик. – «Хеллдайверы». А эти – немецкие пикирующие бомбардировщики.
– Может, они польские.
– Никакие