на поле тела мужчин и женщин и туши коров. Я пригнула голову. Коровы, которые еще были живы, брыкались, словно обезумели.
Я рванула вниз по склону и дальше через лес по усыпанной хвоей тропинке. Надя и Петрик – за мной.
Что с родителями? Они живы? А Зузанна?
В городе только две «скорых», поэтому она работала всю ночь.
Мы задержались у картофельного поля – невозможно было не посмотреть. Я обошла бидон, который лежал на приличном расстоянии от женщины, по виду ровесницы Зузанны. Вокруг нее рассыпались клубни картошки. Женщина лежала на спине поперек взрыхленного ряда земли, левая рука на груди, плечо все в крови, и лицо тоже все забрызгано. Рядом с ней на коленях стояла девушка.
– Сестра, вставай. – Она взяла женщину за руку. – Ты должна встать.
– Зажми рану двумя руками, – посоветовала я, но она только посмотрела на меня, и все.
К ним подошла женщина в халате из синели и тоже опустилась на колени. Она достала из черной врачебной сумки желтый жгут.
Надя потянула меня за руку:
– Идем. Самолеты могут вернуться.
В городе на улицы высыпали люди. Они плакали, кричали что-то друг другу, спасались кто на велосипедах, кто на лошадях, на телегах, пешком.
Когда мы подошли к моей улице, Петрик взял Надю за руку.
– Кася, ты почти дома, я провожу Надю.
– А как же я?
Но они уже удалялись по булыжной мостовой в сторону дома, где была квартира Надиной мамы.
Петрик сделал свой выбор.
Я пошла к арке древних Краковских ворот. Это мое любимое место в городе – кирпичная башня с колокольней наверху. Когда-то они служили единственным входом в Люблин. От взрыва бомбы сбоку башни появилась трещина, но она устояла. Из-за угла мне навстречу выехали на велосипедах миссис Микелски с мужем. Миссис Микелски была уже на последних месяцах беременности.
– Кася, тебя мама обыскалась, – бросила она на ходу.
– А вы куда? – прокричала я им вслед.
– К моей сестре, – отозвался мистер Микелски.
– Иди домой к маме! – велела миссис Микелски через плечо.
Они исчезли в толпе, а я поспешила дальше.
Господи, умоляю, пусть с мамой все будет в порядке.
Как только я оказалась в нашем квартале и увидела, что наш розово-серебристый дом цел, у меня все тело закололо от облегчения. А вот дому напротив не повезло – он превратился в развалины. На улице валялись бетонные обломки, куски оштукатуренных стен, искореженные металлические кровати. Перебравшись через завалы, я увидела, как покачивается на ветру выбившаяся из окна мамина занавеска, и только тогда поняла, что стекла во всех окнах выбиты взрывной волной, обои и мебель в саже.
Доставать ключ из-за вынимающегося кирпича не пришлось – дверь была распахнута настежь. Маму и Зузанну я нашла в кухне, они стояли возле маминого чертежного стола. На полу вокруг были разбросаны кисточки, в воздухе пахло скипидаром. За ними бегала Псина – наша домашняя курица. Слава богу, она не пострадала. Псина была для нас, как для других собака.
– Где