ящике опускался, в кабины самолётов разных садился, в хоккей с самой настоящей шайбой играет. Ещё и бороться, как японец, способен. Я запомнил точно – на татами и в кимоно. Рубашка такая, но без пуговиц. Экономят, видно, на них. Он, вообще, молодцом!
Эрастовна: – Это верно, занятой он человек. Потому и прикинь, Афанасьевич, когда ему за весь народ думать. Негоже такими штуками большому начальнику заниматься.
Афанасьевич: – Верно. Порой и ты, Эрастовна, по-государственному мыслишь. Многое ещё у нас есть, а им продать надо, что имеется. Разве же только нефть и газ. Много чего осталось, прямо у нас вот… под ногами, в земле-матушке, да и на ней. Надо ведь и проследить, чтобы Савоськи всякие не все деньги от такой продажи себе на карман клали, но и делились, с кем положено. А как же?
Эрастовна: – Тут я согласная… всячески. Всё должно по-честному происходить. Хотя бы среди Савосек всяких.
Афанасьевич: – Молодец! Активно горжусь нашим начальником. Настоящий командир. Недавно по экрану показывали, как он щуку большую поймал. Люди, разговаривают, что не простая она, а магическая.
Эрастовна: – Волшебная, получается?
Афанасьевич: – А какая же она ещё может быть, Эрастовна? Слышал сам от славных людей. Она ему всё обсказала, как вести политику со всякими Европами и Америками.
Эрастовна: – Про нас, которые внутри страны существуют, она, видать, ему ничего не посоветовала. Всё дорожает, и пенсии у людей какие-то шибко весёлые. Получаешь – и прямо смех разбирает. Да и другие люди, из работающих, не в полном порядке. Про бичей и бродяг молчу. Их армия… несметная.
Афанасьевич: – Что про них-то говорить? У нас так, кто, как хочет, так и живёт. Демократия! Я ведь всё про нашу крышу думаю. Когда главный начальник дело-то завершит, то мы малость ему и приплатим. Да в подполье у нас и груздочки соленные, и сальцо имеется. Экономно живём. Научились.
Эрастовна: – Самогонки хватит. Неделю с им пить будешь. Может, кто-нибудь из сельских присоединится. Как же! Главного начальника уважать-то следует. Тут я согласна.
Афанасьевич: – Так и положено, Эрастовна. Уважаю его основательно. Уже долгие годы уважаю. Вишь, он какой смелый. Американцев никак не опасается. Какие же они вредные. Это им тут надо, да и всякое другое… А вот людям нормальным российским – ничего. Но нам с тобой только бы крышу отремонтировать.
Эрастовна: – Сами-то мы никак не сможем. Всё в проклятые деньги носом упирается.
Афанасьевич: – Ещё как упирается. А он, точно уж, не один к нам прилетит, а с гудроном, цементом и шифером. Знаю, что отдельным гражданам он запросто помогает.
Эрастовна: – Оно, Афанасьевич, гораздо надёжней в лотерею какую-нибудь играть.
Афанасьевич: – Не надо так думать о славном человека с огромным… рейтингом (ударяет себя ладонью по лбу, вскакивает с места). Всё, Эрастовна! В избе можешь ещё неделю не прибирать!
Эрастовна: – А что так?
Афанасьевич: – В эти дни большой начальник к нам не заявится. Попозже подъедет.
Эрастовна: – У тебя телепатия