разбуди, я ее еле угомонила.
Хитров, продолжая улыбаться, пошел в спальню, которую весной переоборудовал под детскую. Оклеил обоями с диснеевскими персонажами, купил кукол, замок принцессы, игрушечные барабаны, чтобы дочка, повзрослев, стучала по тарелкам и бочкам с ним на пару.
Семимесячная Юла лежала среди подушек, выпятив круглую, упакованную в подгузник попку. Спала крепко, усердно, от стараний на верхней губе выступил бисер пота.
«Съесть хочется», – подумал Хитров, просовывая руку сквозь деревянную оградку кровати. Коснулся пятки в шерстяном носочке кремового цвета. Юла недовольно подтянула пухлую ножку. Она живо реагировала на музыку, предпочитала, правда, не хард, а что посложнее, без ритмических квадратов и последовательных аккордов. Фри-джаз, мудреный арт-рок. Авангардные импровизации.
Наш человек.
У стены, частично прикрывая отпечатанную на обоях Белоснежку, стоял книжный шкаф. Детское чтиво самого Хитрова вперемешку с подарками тещи-библиотекарши. Книги на вырост, от сказок народов мира до энциклопедии юной леди. Хитров прогулялся по корешкам, снял с полки желтый томик серии «Библиотека школьника». На обложке был изображен тот самый домовенок из кукольного мультфильма, чумазый и растрепанный.
Хитров вспомнил бессмертное «Нафаня!» и решил обязательно показать Юле лучшие советские мультики. Никакие Диснеи и «Никелодеон» не заменят ребенку «Каникулы в Простоквашино», «Ну, погоди!», «Приключения кота Леопольда» и прочие шедевры.
Он повернулся к кроватке, и ледяные когти ужаса впились под ребра. Зашевелились волосы на затылке. Хитров разлепил губы, но вместо имени дочери изо рта вырвался клекот.
Юла стояла, взявшись левой ручкой за прутик барьера. В правой она держала змею. Мерзкую, лениво извивающуюся гадину. Держала за хвост и трясла, как погремушку. Уплотнение на конце вертлявого тела издавало звук, похожий на пение сверчков или треск кастаньет. Звук, похожий на скрежет ножей, вспарывающих кишки остолбеневшего отца.
Голова гремучей змеи стелилась на постель. На кольца десятка других змей, которыми кишела колыбелька. Они ползали вокруг неустойчивых ножек, терлись о кремовые носочки и розовые икры. Жуткие петлеобразные движения крапчатых ремней. Из клубков таращились желтые, с вертикальными зрачками глазки гадюк, быстрые раздвоенные языки сновали между ядовитых зубов. Пружинисто поднимались треугольные головы, Хитров отчетливо видел ямки по бокам черепков, чешую на шкурах. Гадюки выбирались из наволочек, а Юла стояла по колено в этом гнезде и показывала папе трещащую, подрагивающую смерть.
– Доченька, – прошептал Хитров, – спокойно, доченька.
Юла наклонила голову, уткнувшись в плечико щечкой. Мягкий невесомый локон упал на лоб. Змея трепетала в коротких пальчиках.
Девочка улыбнулась радостно и сказала:
– Белая лилия черной зимы. Белая лилия черной зимы.
А потом гадюки стали вываливаться на пол сквозь прутья кровати и ползти к Хитрову.
3
Рейсовый автобус грохотал по обледеневшей трассе. За окнами,