align="right">
Русский что увидит, то и сделает.
Как-то я с Мишей – это внучок, назвали так в честь дедушки, Михаила моего, – посунулась это я с Мишей на станцию встречать Веру.
Пришлёпали.
Поджидаем рабочий поезд.
А вокруг хорошо-то как!
На небе ни хмуринки. Погодушка вкрай раскружилась.
Солнечный март играючи ломал зиме рога. Доил крыши. Озоровато гнал с весёлых нагорков сердитые ручьи.
Увидал мой Миша утку в канаве с талой водой, насмерть переполошился.
Заходился это выдернуть утку из лужи.
Взахлёб сорочит:
– Бабаль! Она ж застудится! У неё ангинка будет!
Посмеиваюсь я на те страхи и в печали смотрю на станцию…
Строил сам Миша…
Крепостно, на крестьянскую руку сладил. Постарела-то что… А жива…
Перехватило у меня дыхание. Дай ещё минуту, ударилась бы в слёзы. (Повсегда оно вот так, как только здесь окажусь.)
Да тут вывернулся из-за дома поезд. Высыпал, как горох из мешка, народко и убежал.
Стою перебираю глазами приезжан.
– Баушка, а баушка! – шумит калякуша. – Та вон тётенька не наша. Чужатка.
– Знамо… Слава богу, что за бабкой не забыл свою мать в лицо.
– Бабаля! Да ты не споняла меня! – всплеснул мой упрямик ручонками. – Да она ну совсема из чужого места!
– А что, грамотейка, у неё на лбу прочитал?
– Прочитал… Раз нету такого платка, как на мне. Как на тебе.
На мне серела толстая, жирная пуховка.
В такую же по самые глаза запрятала я и Мишу.
Раньше я как-то не присматривалась, кто там что таскает на голове. А тут таким открытием было для меня, что правдоречивый пузырик своих, оренбургских, отличал по пуховым платкам!
А верно-таки подметил.
Добрую долю года женщины у нас в платках да не в абы каких.
Первый, на́больший козырь платка – рисунок вязки. Узор. Пока никто не сыскал два платка с одинаковым узором. Да и не сыщет. Потому как всякий, какой хочешь узор – желанное дитя женской фантазии. А какой матери всхочется, чтобушки все детки были на одну личность?
И потом. Чего ж его выкамаривать, мастачить одно и то же? Это ж и глазу нудно, и душе тошно. А с другого боку забеги, так вовсе пустое всё то. Богом-то мы не обижены. У каждой и во сне не тают перед глазами, просятся на спицы новые узоры один другого казистей. Дюжину жизней изживи, а не выгонишь, не сработаешь всё.
Напротив. С летами свежих узоров бо́леет. На что навкруге ни положи глаз, видишь узор.
Окна в зиму стынут?
И всякий раз мороз негаданную картинку за милую душу подаёт на стекле. Поспевай только спицами снимать готовенькое. Случись же недосуг сейчас, так само ляжет на память и в вольную минуту достанешь из той кладовки припрятанное.
Или дождь в ветер.
Вот тебе и узор «косой дождик», «косорядка».
Ой! Да ну каких только узоров нету!
Тут тебе и «паутинка», и «узорчатая ягода», и «соты», и «глухотинка», и «корольки», и «мышиные тропки», и «снежинка», и «горох», и «пшёнка», и