зарыдал. А между всхлипываниями повторял, как заведенный:
– Куда идет этот долбанный поезд?!
Ясно куда: в конец тоннеля. А там вовсе не свет. Мы все очень ошибаемся на этот счет.
– Ночь, улица, фонарь, аптека… – бормотал я, нервно улыбаясь.
Люди поделились на два вида смертников – веселых и депрессивных. Я же был смешанным типом. Меня лихорадочно бросало из одной крайности в другую, как туберкулезника от состояния эйфории до предчувствия конца. Все улицы и фонари с аптеками давно превратились в пепел. Хотелось курить, но бросил, как только началась жара. От сигарет першило и резало горло. Тогда многие бросили, почти все, кого я знал. Тяжело было держать в руках спички или зажигалку.
За окнами плыл унылый пейзаж сгоревших лесов и деревень. Их контуры иногда прорисовывались сквозь свинцовые стены дыма. А кое-где виднелись рыжие пятна пламени. Огонь носило из стороны в сторону. И после его прогулок не оставалось ничего, кроме серо-черного праха.
– Все будет так. Исхода нет…
***
Осень в тот год пришла очень поздно. Стали опадать листья, но не от увяданья. Все ждали зимы, а она так и не наступила. Ее ждали и в следующем году. А потом перестали. Пришла великая жара…
Пропали из продажи кондиционеры, и вежливые девочки из супермаркетов бытовой техники виновато извинялись за это. Извинялись недели две, пока не исчезла телефонная связь и электричество. Магазины стали закрываться. Литр чистой питьевой воды стоил целое состояние. Подземные источники постепенно пересыхали, а реки и озера с каждым днем становились все меньше и меньше.
Люди обращались в первобытное состояние медленно, но необратимо. Они возненавидели друг друга и за каплю влаги готовы были на любую подлость. Более или менее нормальные пошли в добровольные спасатели. Хотя все прекрасно понимали – бесполезно это. Я нормальным не был, но тоже пошел и тоже понимал. Необходимо было чем-то занять мозги и обезвоженное тело, чтобы не погибнуть от тоски.
Засуха и постоянные пожары привели к нехватке продовольствия. Только дефицит воды оказался серьезнее. Правительство распорядилось вскрыть все основные запасы, о которых население и не подозревало. Когда нет будущего, зачем думать о нем? Повсюду валялись консервные банки с неизвестной маркировкой и белыми этикетками. Содержимое всегда было теплым и безвкусным, но главное, не тухлым. Иногда меня тошнило, и я почти ничего не ел. Только от злости, наверное, находил в себе силы барахтаться дальше.
Самое страшное из всего, что я видел – это горящие люди. Они возгорались как будто сами. Попадали в огненные смерчи и погибали за минуту. Но иногда казалось, что смерч здесь ни при чем. Идет человек, скажем, по тротуару, и вдруг воздух вокруг него начинает плыть и потрескивать. И таким живым, осязаемым становится, будто потрогать можно.
И там, в прозрачной медузовой массе можно было разглядеть какие-то странные образы. Так говорили… Красивые, тонкие миры из атомов. Все,