когда Митя с самодельным фанерным этюдником и с маленьким узлом одежды появился у нас, заняв койку у входа… После исчезновения Акутина она недолго оставалась пустой – некоторое время спустя на ней стал спать Жора Азнаурян.
Но теперь я оставлю в покое Жору, пусть себе мирно спит в Австралии, возле любимой миллионерши – я хочу некоторое время побыть самим собою, ни в кого не перевоплощаясь. Духовное усилие, требуемое для такого действия, слишком велико, и тому, кто предается подобным забавам, необходимо время от времени оставаться в собственной шкуре, как бы совсем забыв о своем искусстве. И с беспощадной трезвостью посмотреть на самого себя, кудесника, с тем, чтобы без всякого самообольщения определить, что же ты представляешь на самом деле.
Я зверь небольшой, один из самых безобидных в лесу, который ни на кого не охотится. Мне сила не дана, только ловкость и чуткость, чтобы вовремя заметить врага и убежать от него, задрав пушистый хвост. Волею высших сил получилось так, что я живу в огромном городе, работаю художественным редактором в одном санитарно-просветительском издательстве. Значит, художником я не стал, а превратился в чиновника. Я знаю о причинах подобного превращения и, признаться, время от времени испытываю большую тоску и тревогу, однако стараюсь перебороть себя и исполнять свои служебные обязанности как можно лучше. Мне это удается, потому что чувство порядка, аккуратность, хорошая память и трудолюбие заложены во мне от природы.
На работе меня ценят: и начальство, и художники, а главный редактор, он же и председатель худсовета, Павел Эдуардович Кузанов, поседевший старый фокстерьер, при всех хвалит меня.
Кузанов, в силу особенной устроенности души, любит рисовать только такие санитарные плакаты, на которых можно изобразить человека в самом отвратительном, уродливом виде. Поэтому все темы о патологиях и аномалиях человеческого тела – его, санитарно-технические плакаты об алкоголизме также, и я уже заранее никому не отдаю этих заказов, сразу предлагаю шефу. Каких только жутких уродцев, омерзительных лемуров не способна изобразить его умелая рука! Какой выразительной может быть фантазия духовного монстра, когда и он, не чуждый вдохновения, достигает удачи на работе. Его алкоголики, взяточники, хулиганы, которых он довольно часто пропечатывает – не у нас, а в других сатирических органах, – снискали ему большую славу.
Но я отвлекся – ушел от раздумий о самом себе. Я все еще порисовываю, именно порисовываю, не более того, и тоже тискаю кое-какие свои рисуночки в иллюстрированных журналах. И хотя я окончил училище, а потом Полиграфический институт, и планы когда-то строил великие, теперь, примерно к тридцати годам, я окончательно успокоился на должности редактора издательства. С тех пор, как осознал я себя белкой, мне стало ясно, что в этом мире великие планы могут строить себе звери покрупнее, а такой мелкоте, как я, лучше пораньше найти себе место скромное, но надежное. Я так и сделал, и все хорошо, однако мучают