все совсем по-другому, но я не решаюсь спорить. Мне нравятся спокойный и тихий голос Рэва и то, как он заступался за друга перед Аланом. Мне опять становится стыдно – теперь уже за свои мысли о том, что он похож на маньяка. Особенно когда Рэв говорит мне:
– Спасибо. Ты нормально доберешься до дома?
Сердце еще гулко бьется в груди, но я киваю. Прокашлявшись, спрашиваю:
– Что такое Челтенхем?
– Не понял… – хмурится Рэв.
– Ну, этот Алан сказал Деклану, что посмотрит, как тот выберется из Челтенхема.
Рэв мрачнеет и замыкается. Снова кашляет, сгорбившись.
– Исправительный центр для несовершеннолетних. – Он отталкивается от машины Роуэн. – Обязательно замени аккумулятор. Если Деклан сказал, что так нужно, значит, так нужно.
И уходит в темноту, оставляя нас с Роуэн одних.
Глава 9
Я НАЧИНАЛА ТРИДЦАТЬ пять записок предложением: «Мне семнадцать». Но после этого не могла больше выудить из себя ни слова. Я не хочу все испортить. Не хочу лишиться нашего общения.
Глупо, да? Я словно пишу письма во мрак, а потом дожидаюсь оттуда ответа.
Мы незнакомы, но я чувствую, что понимаю тебя. И что ты понимаешь меня. Поэтому мне так нравится наша переписка.
Она моя ровесница. Я подозревал это, а она подтвердила. Не знаю, почему для меня это имеет значение, но мне это важно.
Ей нравится наша переписка.
Ей нравится наша переписка!
Я перечитал это письмо, наверное, сотню раз, но каждый раз от волнения бегут по коже мурашки. Оглядываю класс: не заразил ли всех своей взбудораженностью? Чувствуют ли окружающие, в какой трепет меня приводит короткая записка?
Какой там! На уроке литературы народ пушкой не разбудишь. Девчонка с первой парты читает вслух стихотворение Дилана Томаса, но ей глубоко наплевать на строки о гаснущем свете, потому как с таким выражением можно зачитывать только список покупок. Она накручивает прядь волос на палец и, дочитав последнюю строфу, откидывается на спинку стула.
Я заслонил записку учебником, чтобы никто не заметил, как я, будто помешанный, поглаживаю слова и перечитываю ее снова и снова.
«…но я чувствую, что понимаю тебя. И что ты понимаешь меня».
В душе мне дико, безумно хочется ее найти. Сказать ей: «Да, да, я тебя понимаю!»
Класс накрывает тоскливая тишина. Слышно, как несколько человек строчат в мобильниках сообщения. Наша учительница, миссис Хиллард, лелеет надежду, что мы впитаем в себя всю мощь поэзии. Опираясь о стол, она прижимает к груди учебник.
– Кто мне скажет, о чем это стихотворение?
Может, для нее это и потрясение, но никто ей не отвечает.
Миссис Хиллард выпрямляется и проходит между рядами парт, касаясь каждой из них кончиками пальцев. На ней длинная шелестящая юбка и узорчатый кардиган, какие носят только пожилые учительницы.
Я запихиваю записку под учебник, пока она меня не застукала.
– Против чего же восстает Дилан Томас? – спрашивает она. – Что это за гаснущий свет?
– Наступающая тьма, – отзывается