Хиллард все так же медленно проходится по классу.
– Он говорит: «Восстань, противься гаснущему свету». Что чувствует Дилан Томас?
– Отчаяние.
Слово вырывается прежде, чем я успеваю себя остановить. Мой голос звучит хрипло – в последний раз я говорил три часа назад, когда мы с Рэвом съели на двоих бублик в столовой.
Естественно, все тут же вылупляются на меня. Половина из присутствующих, наверное, никогда не слышали моего голоса.
Миссис Хиллард возвращается и останавливается у моей парты.
Я не смотрю на нее. Нужно было держать рот закрытым. Продолжаю рисовать в тетради закорючки, делая вид, что это не я говорил. Но она же не идиотка.
– Отчаяние, – тихо повторяет она. – Почему?
– Я просто предположил.
– Неправда. Так почему отчаяние?
Моя рука замирает, и я поднимаю на учительницу злобный взгляд. В классе стоит такая тишина, что, урони кто-нибудь булавку, все услышат. Не люблю быть центром внимания. Ушла бы она от моей парты подальше.
– Я сказал, что это было просто предположение.
– Хорошо. Тогда сделай еще одно предположение, – спокойно отвечает миссис Хиллард. – Почему отчаяние?
Я захлопываю учебник, и сидящие рядом ученики подпрыгивают на стульях от неожиданности.
– Может, он боится долбаной тьмы.
Она и бровью не ведет.
– Может быть. Какой именно тьмы?
Неправильной. Горло сжимается от нахлынувших эмоций, плечи напрягаются. Мне хочется в клочья разорвать проклятый учебник. Я дышу громко и тяжело, как загнанная лошадь.
– Ну же, – подбадривает меня миссис Хиллард. – Какой именно тьмы?
Я готов рассыпаться на части, а она возомнила себе, будто сейчас доберется до моей чуть потускневшей, но якобы золотой души. Видел я уже такие выражения лиц: у социальных работников, школьных психологов, других учителей. Чего они не могут понять, так это того, что все их старания бесполезны.
Кит Кеннеди, сидящий через несколько парт от меня, фыркает себе под нос:
– В исправительном центре им, наверное, не до поэзии.
Я стремительно вскакиваю, и ножки стула со скрипом проезжаются по полу. Миссис Хиллард преграждает мне путь. Не ожидал от нее такой прыти. И смелости. Все же я намного выше нее.
– Докажи, что он не прав, – просит она. – Ответь на мой вопрос. О какой тьме говорит Дилан Томас?
Мне не сразу удается взять себя в руки. С трудом отрываю взгляд от Кита и смотрю сверху вниз на учительницу. Голова кружится от вызванных запиской эмоций, воспоминаний, пробужденных стихотворением, и унизительного напоминания о том, кто я такой. Каким меня видят окружающие люди.
– Он прав, – отвечаю я. Плюхаюсь на стул, утыкаюсь взглядом в тетрадь, беру карандаш и продолжаю рисовать закорючки.
Миссис Хиллард вздыхает. Я стискиваю в пальцах карандаш. Если она скажет что-то еще, я его сломаю. Я неосознанно протыкаю грифелем лист.
Звенит звонок, и вокруг меня поднимается суматоха. Ученики собираются, учительница дает домашнее задание: приготовить короткое