остановила его Софья. – Ведь мы же условились не вспоминать этого.
– Я не могу молчать… мне сердце подсказывает слова…
– Оставим это. Вы поправились, покинули больницу. Не будет с моей стороны нескромностью, если я спрошу, что вы теперь намерены делать?
– Не знаю, – сознался граф.
– Как же это так не знаете? Право, я не могу поверить. Неужели вы вернетесь в ту среду, откуда вас только что вырвала судьба?
Граф грустно поглядел на Софью и с горькой улыбкой произнес:
– Может быть! Все зависит…
– От чего? – быстро спросила Софья.
– От того, какой оборот примет дело, которое я задумал в дни своего выздоровления.
– Какое же это дело? – Софья даже наклонилась к Нейгофу, с нетерпением ожидая его ответа. – Вероятно, какая-нибудь новая фантазия? Полно, Михаил Андреевич, бросьте свои замыслы!..
– Нет, Софья Карловна, нет! – то, что я задумал, действительно – фантазия, несбыточные грезы, красивые мечты… Но я вот уже столько времени сплю наяву, Софья Карловна! И хочу, чтобы этот сон длился без конца, всю мою жизнь, или оборвался, и чтобы страшная действительность вновь поглотила меня… поглотила на этот раз без возврата…
– Вот вы какой?! – протяжно произнесла Софья. – Но что же нужно, чтобы этот ваш сон продолжался?
– Многое нужно! – ответил граф.
Глаза Софьи загорелись. Ее красивое лицо на миг приняло хищническое выражение, но тут же она стала прежней и спокойно спросила:
– Что?
– Софья Карловна! – воскликнул Нейгоф. – Я…
Резкий звонок в передней заставил его смолкнуть.
– Кто это там? – вздрогнула Софья. – Я приказала никого не принимать… Настя!
– Барышня, – вбежала горничная, – там вот их, кажется, – указала она на Нейгофа, – спрашивают. Старик какой-то… строгий такой!
– Какой старик? – поднялась с дивана Софья. – Кто?
– А это я! – появилась в гостиной округлая фигура Кобылкина. – Я! Имею честь кланяться! Простите, мадемуазель Шульц, что я так неделикатно! Ничего не поделаешь: экстренно нужно… Ба, ваше сиятельство! Я так и знал, что вы меня обгоните. Вероятно, на лихаче изволили примчаться?
– Как вы смели ворваться сюда! – воскликнула Софья. – Кто вы такой?!
– Я-то? Да ведь кто я – это вам, мадемуазель Шульц, хорошо известно… да и его сиятельство тоже меня знает, так что всякие представления и тому подобное считаю излишними церемониями.
– Граф, да защитите же меня! Вы видите! – кинулась к Нейгофу Софья.
Граф и без ее просьбы со сверкающими глазами и сжатыми кулаками подходил к Мефодию Кирилловичу.
– Если вы не уйдете сами, – хриплым от негодования голосом крикнул он, – я вышвырну вас за дверь!
– Это меня-то? Совсем, ваше сиятельство, этого не нужно. Пожалейте вы мои старые кости… Вышвырнете – их после и не соберешь.
– Вон! – с еще большим гневом крикнул граф.
– Уйду-с… уйду-с… Сам знаю, что незваный гость хуже татарина… Только я, собственно