твоим рисункам. Смотри. – Он снял верхний лист с амбициозного полосного кадра, над которым работал Сэмми, под «Принца Вэлианта», и пять вредоносных летучих мышей исчезли. – Я рисовал отдельными листами. – Он отшелушил бабуиновых демонических налетчиков и снял бумажную паучиху за кончик ее нити. Несколько стремительных движений длинных пальцев – и адская осада Небесного Града снята.
– Ёшкин кот! – сказал Сэмми. И хлопнул кузена по веснушчатому плечу. – Елки, ну ты подумай! Покажи-ка. – Он взял лист в форме почки, который Йозеф Кавалер заполнил слюнотекущими и угольноглазыми рогатыми демонами и обрезал, чтобы наложить на рисунок Сэмми. Мускулистые демоны идеально пропорциональны, позы живые и правдоподобные, контуры манерны, но сильны и четки. Стиль – гораздо изощреннее, чем у Сэмми: тот, хотя рисовал уверенно, и просто, и временами смело, выше простых карикатур так и не поднялся. – Да ты умеешь рисовать.
– Я два года учился на Академии изящных искусств. В Праге.
– Академия изящных искусств. – Босс Сэмми, Шелдон Анапол, преклонялся перед людьми с затейливым образованием. Все упоительные, невероятные планы, что месяцами терзали воображение Сэмми, внезапно получили шанс разом встать на крыло. – Ладно, монстров ты рисовать умеешь. А автомобили? А дома? – спросил он, изображая нанимательскую монотонность, стараясь скрыть возбуждение.
– Конечно.
– Анатомия тебе вроде неплохо удается.
– Это для меня увлекательно.
– А пердеж нарисовать можешь?
– Что нарисовать?
– В «Империи» продают всякие пердящие штуки. Пердеж, знаешь? – Сэмми сложил ладонь лодочкой, вжал в подмышку и поработал рукой, извлекая резкие влажные фырчки. Кузен вытаращился, но усек. – Мы, естественно, не можем так в рекламе и сказать. Мы говорим как-то так: «Шляпная подкладка „Пукк“ издает звук, который проще вообразить, чем объяснить». Так что рисунком надо передать очень ясно.
– Я понял, – сказал Йозеф. И похоже, задумался над задачей. – Я рисую дыхание ветра. – Он изобразил на бумажке пять горизонтальных линий. – А потом добавляю такие маленькие вещи, вот. – И он сбрызнул свой нотный стан звездочками, завитушками и обрывками нот.
– Отлично, – сказал Сэмми. – Вот что, Йозеф. Я не просто найду тебе работу, где ты будешь рисовать «Инерционную губную гравмонику», ага? Мы будем зашибать большие деньжищи.
– Большие деньжищи, – повторил Йозеф, вдруг словно оголодав и осунувшись. – Это будет очень мило на твоей стороне, Сэмми. Мне нужно немного очень больших деньжищ. Да, хорошо.
Сэмми пылкое лицо кузена ошарашило. Затем он сообразил, для чего нужны деньги, и слегка перепугался. Вечно разочаровывать себя самого и Этель уже нелегко – не хватало только переживать из-за четырех голодающих евреев в Чехословакии. Он, впрочем, отбросил дрожь сомнения и протянул руку.
– Хорошо, – сказал он. – Дай пять, Йозеф.
Йозеф выставил руку, затем убрал. Изобразил акцент, который, видимо, принимал за