с его кличем «За Сталина!» «расстреливали» настолько часто, что он потерял им счёт, и в самом начале ему это дело очень не нравилось, особенно момент, когда лязгали затворы автоматов и раздавались щелчки, но со временем он к этим экзекуциям как-то попривык.
За этот голодный и холодный месяц доведённые бессонными ночами до исступления новобранцы появление сержанта Моди Садика и тем более адъютанта Менара воспринимали как явление Христа народу, т. е. с чувством ужаса и приступом бесконечной любви. Товарищ Сталин мог бы им только позавидовать! Но всему и вся приходит когда-то логический конец; этот очень неприятный месяц завершался трёхдневным маршем имени Белой Кепки. Эти три дня марша по хребтам Пиренеев были не из лёгких, но это было куда легче, чем быть под ежедневным гнётом отцов-командиров. А тут знай себе топать и топать да любоваться величием матушки-природы в Пиренейских горах! В дороге каждый кормился сам из своего обеденного рациона, а по вечерам на биваке у легионерского костра многонациональный коллектив устраивал импровизированные концерты для своих командиров. Там пелись польские песни, немецкие, и от русского песню «Катюша» и «Калинку-малинку» тоже им подавай.
Белые кепки
По окончании марша в полночь при свете факелов личный состав, как в религиозном экстазе, хором прочитал присягу «Кодекс легионера» и надел на себя эти самые заветные Белые Кепки и на утро был перемещён в расположение учебного полка, где впервые был представлен своему командиру роты. Вместе с этим строгий режим воспитания стал слегка умеренным, т. е. в свободные минуты новоиспечённые легионеры могли учить песни, не стоя около кровати, а просто сидя на табуретках, и по ночам стало поменьше ночных тревог. Но зато боевая подготовка только усилилась, и, помимо ежедневных забегов с рюкзаком или без него, добавилось преодоление полосы препятствия, которое само по себе было не из лёгких. Естественно, что сержант Моди Садик каждый раз проявлял себя, устраивая всякого рода хохмы в виде демонстрации приёмов боевого единоборства типа самбо с отработкой их на своих подчинённых, но самой любимой его забавой была яма на полосе препятствий. Эта самая яма со стенками из бетона была восемь метров длиной, три шириной и около двух глубиной, в которую боец, проходящий полосу препятствий, должен был с разбега прыгнуть и, разогнавшись внутри ямы, с подскока вылезти наружу. Моди Садик по привычке загонял в яму одновременно весь взвод, а потом объявлял построение наверху. Со стороны это зрелище напоминало средневековое изображение огромного котла, из которого выпрыгивали ошпаренные грешники, а чёрт их загонял туда-обратно снова и снова. И вот когда уже силы у всех были точно на нуле, и измотанные по самое не могу люди чуть ли не молили о пощаде, звучала очередная команда на построение, и вот тогда каждый был сам за себя, пытаясь выбраться наверх буквально по головам своих товарищей. Скорее всего, все эти методики были занесены в легион ещё в далёкие послевоенные