так желанна, что я дышать в твоем присутствии не могу.
– Почему?
– Что почему?
– Почему ты дышать не можешь в моем присутствии?
– Давай, просто, идти… молча, – предложил раздраженный блондин, – Ты ни малейшего понятия не имеешь о чем я, так что толку тебе объяснять?
– А еще я не понимаю, почему ты злишься на меня?
– Я не злюсь на тебя!
– Ты прямо сейчас орешь на меня!
– А что я, еще должен делать, если я взглянуть на тебя не могу без… просто иди молча, хорошо?
– Хорошо, – ядовито согласилась она, – иду молча. Молчу как рыба! Чешуйчатый сделал приворот, а виновата я. Кое-кто эмпат и поэтому остро чувствует, а виновата опять я. У меня иммунитет и снова я в этом…
– Я же попросил, давай идти, молча! – нервно прервал он ее.
«Возможно, он и сильно страдает, и мне действительно не понять, но это же не повод постоянно срываться на мне» – раздосадовано подумала юная богиня, все же не решившаяся ослушаться настойчивой просьбы Ганимеда и нарушить тишину. Чтобы хоть как-то отвлечься от обиды, нанесенной ей излишне чувствительным и, потому, злобным блондином, она решила освежить в памяти все, что знала об эпохе, в которую они попали.
После смерти Болеслава ІІІ из династии Пястов, Польша окончательно вступила в период феодально-политической раздробленности. И в какой-то мере сам Болеслав этому способствовал своим политическим завещанием, известном как «Статут Болеслава Кривоустого». Согласно этому статуту он разделил польские земли на пять дзельниц. Хотя, конкретно для Люблина это мало, что изменило, потому что уже с X века здесь имелся наместник Сандомирского князя, выполнявший функции судьи и сборщика налогов.
В 1219, Люблин еще не получил статус города, однако, по всем параметрам классического средневековья – это был город-крепость. Хотя и существует версия, что статус города (основанный на Магдебургском праве) Люблин получил еще при Болеславе Стыдливом в 1257 году, но документально это никак не подтверждено. Поэтому принято считать, что городом Люблин стал в 1317, с легкой руки князя Владислав I Локетека.
Укрепленный каменной стеной и расположенный на пересечении важнейших сухопутных транспортных путей того времени, город изобиловал торговцами и ремесленниками, а потому был не только одним из наиболее многонаселенных, но и одним из богатейших населенных пунктов тогдашней Польши. Ушедшая в собственные мысли, Пандора не сразу обратила внимание на то, что ее и Ганимеда с интересом рассматривают жительницы Люблина. Сначала она испугалась, что, возможно, что-то не так с их иллюзией, но потом поняла, что интересуют местных жительниц не она или Ганимед, а то во, что они одеты. Агнешка и Себастьян были жителями Парижа – столицы не только прогрессивной Франции, но и мировой моды, а Люблин – всего лишь одна из польских провинций. Таким образом, наряды Пандоры и Ганимеда выделялись не только своей изысканностью и сверхмодностью, но и качеством и цветом льна, поэтому и привлекали столько внимания. И, действительно, она была единственной