наорать на него, но в последний момент, сам не зная почему, сдержался – не к месту было и не ко времени. Он мельком взглянул на карту и в сердцах воскликнул:
– Карта как карта! У меня точно такая же!
– Такая, да не такая, – с упреком ответил прапорщик Гаврилов.
– Ну и что в ней особенного? – с трудом сдерживаясь, спросил Берзалов. – Что?!
Звон в голове стал таким нестерпимым, что хотелось треснуть себя по темечку. Когда тебя в течение десяти лет бьют по голове, ещё и не такое случается.
– Ну во-первых, карт несколько, одна аж до Азовского моря.
– Согласен, – упёрся Берзалов. – И что?
– А то, что, зачем им такие карты, раз они топали за жратвой?
– Ерунда! – безапелляционно заявил Берзалов. – Подумаешь, карты!
Он чувствовал, что не прав, что карты не могли просто так попасть в планшет к Фомину, что его, Берзалова, понесло, но ничего с собой уже поделать не мог. В действительности, карта их района была несколько иной. В отличие от его карты, на ней были показаны более подробно зоны радиоактивного заражения. На других картах к тому же в окрестностях Железногорска, Белгорода и Харькова были показаны танки или, возможно, другая тяжёлая техника. Но Берзалов уступать не хотел.
– А вы у него спросите, – усталым голосом предложил Гаврилов. – Спросите…
Действительно, подумал Берзалов, чего я напал на Федора Дмитриевича, и поостыл.
– Говори, куда прётесь?! Говори быстро! – дёрнул Берзалов пленного за рукав.
Пленный ещё больше испугался. Тонкая шея в воротнике беззащитно дёрнулась.
– Так-х-хх… – потерял он голос, глаза у него стали белыми-белыми и дыхание сделалось прерывистым.
– Говори, паскуда! – заорал Берзалов, давая выплеск бешенству.
Пленный выронил недоеденный хлеб в грязь:
– Не знаю!.. Ей богу! Фомин всё…
– Так, встал! Вашу-у-у… Машу-у-у! – Берзалов передёрнул затвор. – Сейчас я тебя расстреляю к едрёне-фене, как шпиона и врага России.
И снова, на этот раз основательно и безоговорочно, дурное предчувствие охватило Берзалова. Всё, капец, подумал он. Погибну ни за что ни про что.
– А вы, Федор Дмитриевич-ч-ч… собирайте манатки и отправляйтесь-ка в расположение госпиталя! Я вам приказываю. Явитесь, – Берзалов взглянул на часы, – двадцать четвертого мая, в восемь ноль-ноль. Выполнять!
При госпитале было что-то вроде санатория, там можно было отъесться и отдохнуть. С женщинами пообщаться, хотя, наверное, Гаврилова они уже не интересовали.
– Есть выполнять… – неохотно, по-стариковски, поднялся Гаврилов.
– Ну вот… – с облегчением спрятал улыбку Берзалов. – Это другое дело…
Ему показалось, что прапорщик Гаврилов всё-всё-всё понимает в этой жизни и поэтому презирает его за трусость, за несдержанность. Если бы я ещё что-то мог сделать, подумал он устало и махнул на всё рукой.
Берзалов только-только