тому, что она решила бороться за жизнь дочери, несмотря на утверждения врачей, что та не протянет и нескольких месяцев.
В младенчестве я совсем не могла дышать, и мама – а она у нас ученый – начала искать способы сделать эту потребность не такой насущной.
Наблюдая, как один особенно ловкий грызун плавает брассом, я гадаю, понадобится ли мне еще когда-нибудь препарат, который разрабатывает мама. Не исключено. Оболочки изнашиваются, а сыворотке, которая течет в жилах этих мышей, я обязана жизнью.
Неудивительно, что мамины «подопечные» стали мне как родные.
Илай придвигает ко мне прямоугольный сверток.
– Раз уж ты не намерена задерживаться тут позже полуночи, я поздравлю тебя прямо сейчас, – говорит она. И, откашлявшись, добавляет: – Сразу за два года.
Некоторое время мы с сестрой смотрим друг на друга через стол, а по щекам у нас катятся слезы. Но распускать нюни – это не в нашем стиле, поэтому уже через пять секунд мы берем себя в руки.
Разделавшись с оберточной бумагой, я открываю коробку и достаю оттуда сложенную в несколько раз кожаную вещицу с мехом и… молниями?
И вот я снова всхлипываю: Илай подарила мне летный комбинезон. Настоящий. Старинный. Такие, кажется, носили военные летчики во времена Второй мировой. Под стать меховым сапогам.
Я смущенно поднимаю влажные от слез глаза. Никогда еще не видела на сестрином лице такую широченную улыбку.
– С электроподогревом! – смеется Илай.
Она нажимает переключатель, и на нем загорается огонек. Ничего себе! А Илай все хохочет.
– Надевай, – говорит она, расстегивая молнию комбинезона. На секунду мне становится страшно: вдруг надену летный костюм, и меня тут же заберут на небо? Может, не стоит испытывать судьбу?
Хотя… как тут не примерить такое сокровище?
Сбросив на пол ненужные слои одежды, я запускаю ноги в штанины и застегиваю молнию. В этом костюме миллион карманов, и он ГОРАЗДО лучше обычного комбинезона. Гораздо лучше костюма дровосека с дождевиком. Гораздо лучше любой из когда-либо принадлежавших мне вещей.
– Сидит безупречно, – говорит Илай.
– Но я не умею пилотировать самолет.
Она смеряет меня своим фирменным взглядом.
– А это не для самолета. – Повисает многозначительная пауза. Илай знает про Магонию, про летающие корабли, про ростр – особое сословие людей-птиц, которое магонцы держат в рабстве. Среди них у меня, кстати, немало друзей.
Знает она и про мою магонскую мать. И про то, кем меня считают наверху. А теперь вот дарит мне летный комбинезон.
– Чтобы на него накопить, я пять долгих месяцев нянчила фонтанирующих отрыжкой малышей. Сделай так, чтобы мне не пришлось об этом жалеть, – говорит она.
На кармане красуется золотая надпись в россыпи серебристых звездочек.
– Разумеется, нашивку с твоим именем я заказать не могла.
– «Carpe omnia», – читаю я.
Не «carpe diem» – «лови мгновенье», а «carpe omnia» – «наслаждайся всем».
Хороший совет.
Я